"Константин Федин. Рисунок с Ленина (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

поравнялся с Лениным. Это был брауншвейгец. Обстоятельно представившись и
пожав Ленину руку, он приступил, как видно, к хорошо заготовленной тираде.
Ленин наклонил голову набок, чтобы лучше слышать низенького
собеседника. Тот говорил, важно поводя длинной рукой, ценя свои
внушительные слова, боясь проронить что-нибудь напрасно. Сначала Ленин был
серьезен. Потом заулыбался, прищурился, коротко подергивая головой. Потом
отшатнулся, обрывисто махнув рукою с тем выражением, которым говорится:
чушь, чушь! Брауншвейгец, жестикулируя, продолжал что-то доказывать. Ленин
взял его за локоть и сказал две-три фразы - кратких и каких-то
окончательных, бесповоротных. Но брауншвейгец яростно возражал. Тогда
вдруг Ленин легко хлопнул его по плечу, засунул пальцы за жилет и стал
смеяться, смеяться, раскачиваясь на ходу, прибавляя шага и уже больше не
оглядываясь на человека, который его так рассмешил.
"Не о пуговице ли заговорил неудачливый брауншвейгец?
Возможно, конечно", - улыбнулся Сергей, когда немец отстал от Ленина и
затерялся в толпе. Странные чувства подняла эта сцена в Сергее. Она была
немой для него, но, полная движения, так остро выразила в Ленине
непринужденность, доступность и беспощадное чувство смешного. Сергей видел
Ленина веселого, от души хохочущего, наблюдал его манеру спорить - с
быстрыми переменами выражения лица, с лукаво прищуренным глазом, с
жестами, полными страсти и воли. Сцена с брауншвейгцем должна была
дополнить рисунок Сергея такими важными штрихами, каких прежде он не мог
знать.
"Два председателя, - думал он, улыбаясь и словно все еще видя перед
собою две фигуры, - председатель трехдневного брауншвейгского
правительства, канувшего в Лету, и председатель правительства, которое
существует три года, будет существовать всегда".
Незнакомое телесное ощущение гордости потоком захватило Сергея, и почти
в тот же момент у него стало биться сердце от досады и волнующего дерзкого
желания: почему, почему так много людей подходят к Ленину и он уделяет им
время, а он, художник, который должен, который обязан и хочет навсегда
запечатлеть Ленина для сотен, для тысяч людей, почему он должен выискивать
секунды, чтобы заглянуть в его лицо, рассмотреть его улыбку, поймать на
лету его взгляд?
Сергей раскрыл альбом. В рисунке были черты сходства, несомненно.
Пойманные бегло, мимолетно, они не обладали бесспорностью, но что сказал
бы о них сам Ленин?
Сергея толкнули вперед. А может быть, это ему показалось, - он сам
протиснулся в передний ряд и уже маршировал вровень с Лениным. Он чуть не
задыхался. Какой-то шаг отделял его от цели, и, не зная, хватит ли силы,
он сделал этот шаг.
Он подошел к Ленину.
- Я хочу, - сказал он, и едва придуманная фраза тотчас разломалась у
него. - Владимир Ильич, как рисунок вы находите этот?
Ленин мельком глянул на Сергея, взял альбом за угол и, нагнувшись,
сощурился на бумагу. Потом он отодвинул альбом, весело покосился на Сергея.
- Вам нравится? - спросил он со своим дружелюбным "р".
- Нет, - ответил Сергей, - но сходство, кажется, есть...
- Не могу судить, я - не художник, - скороговоркой отозвался Ленин.
В глазах его мелькнуло шутливое лукавство, он откинул голову назад,