"В объятиях графа" - читать интересную книгу автора (Хойт Элизабет)

Глава 15

Итак, Аурея полетела обратно в своей великолепной золотой карете, план ее сестер не выходил у нее из головы. Ворон приветствовал свою жену почти безразлично. Аурея съела вместе с ним превосходный ужин, пожелала ворону спокойной ночи и пошла к себе в спальню, чтобы ждать своего пылкого посетителя. Неожиданно он оказался рядом с ней – более настойчивый, более требовательный, чем когда-либо ранее. Его ухаживания оставили Аурею засыпающей и пресыщенной, но она упрямо придерживалась плана и продолжала бодрствовать, даже когда услышала, как дыхание ее любовника стало ровным во сне. Она тихо села и нащупала свечу, которую оставила заранее на столе рядом с кроватью… Из сказки «Принц-ворон»

– О боже! – Анна попыталась вспомнить, когда точно, по подсчетам Ребекки, должен родиться ребенок. Разве не в следующем месяце?

– Доктор Биллингс на званом вечере, – сказал Эдвард спокойно и деловито. – Возьмите мою карету, мисс, и быстро привезите его. – Он повернулся и прокричал распоряжения Джону-кучеру, махнув, чтобы карета подъехала ближе.

– Я поеду вместе с Мэг, – сказала матушка Рен.

Эдвард кивнул и помог ей и горничной сесть в карету.

– Может, нужно найти и акушерку тоже? – Этот вопрос он адресовал Анне.

– Ребекка собиралась позвать миссис Стакер…

– Акушерка сейчас у миссис Лиливайт, – прервала ее свекровь. – Она живет в четырех или пяти милях от города. Я слышала, как женщины говорили об этом на вечере.

– Сначала привезите доктора Биллингса к миссис Фэарчайлд, а затем я отправлю карету за миссис Стакер, – распорядился Эдвард.

Матушка Рен и Мэг кивнули из кареты. Эдвард захлопнул дверь и отступил назад:

– Вперед, Джон!

Кучер закричал на лошадей, и карета загромыхала прочь.

Эдвард схватил Анну за руку:

– В какой стороне находится дом миссис Фэарчайлд?

– Это прямо. – Анна приподняла юбки и побежала по направлению к дому вместе с Эдвардом.

Парадная дверь дома Ребекки была приоткрыта. Дом стоял погруженный во тьму, лишь из входа на дорожку, ведущую к дому, падала полоска света. Эдвард толкнул дверь, и Анна последовала за ним внутрь. Она огляделась. Они стояли в главной прихожей, перед лестницей, идущей на верхний этаж. Нижняя ее часть освещалась тусклым светом из прихожей, но верхние ступени тонули в темноте. Ребекки нигде не было.

– Может, она смогла встать сама? – тяжело дыша, сказала Анна.

Вдруг раздался тихий стон с верхних ступенек. Анна побежала наверх, прежде чем Эдвард смог двигаться. Она услышала, как он разразился проклятиями позади нее.

Ребекка лежала на лестничной площадке посреди лестницы. Анна поблагодарила судьбу, что она не скатилась дальше вниз, по второму, более длинному лестничному пролету. Ее подруга лежала на боку, большой холм ее живота сильнее выступал вперед в этом положении. Ее бледное лицо блестело от пота. Анна прикусила губу.

– Ребекка, ты меня слышишь?

– Анна. – Ребекка протянула руку, и Анна схватила ее. – Слава богу, ты здесь. – Она тяжело вздохнула, и рука болезненно сжала руку Анны.

– Что с тобой? – спросила Анна.

– Ребенок. – Дыхание Ребекки было учащенным. – Он идет.

– Ты можешь подняться?

– Я такая неловкая. Я ударилась лодыжкой. – В глазах Ребекки стояли слезы, а на лице виднелись следы от потеков других слез. – Еще слишком рано для ребенка.

Неожиданно глаза Анны тоже наполнились слезами. Она сжала зубы, пытаясь сдержать их. Слезы не помогут ее подруге.

– Позвольте мне отнести вас в вашу комнату, миссис Фэарчайлд. – Низкий голос Эдварда прервал ее мысли.

Анна подняла глаза. Эдвард стоял рядом с ней, его лицо было серьезным. Она отошла в сторону, отпуская руку Ребекки. Эдвард просунул ладони под рожающую женщину, затем присел на корточки и взял ее на руки, прежде чем подняться одним плавным движением. Он повернулся – заметно осторожно, чтобы не задеть лодыжку Ребекки, – но она хныкала, схватившись руками за его камзол. Губы Эдварда сжались. Он кивнул Анне, и она пошла впереди него вверх по лестнице и по коридору на втором этаже. Единственная свеча мерцала на прикроватном столике в комнате Ребекки. Анна поспешила взять ее, чтобы зажечь несколько остальных. Эдвард повернулся боком, чтобы войти, а затем положил ее подругу очень осторожно на кровать. Только тут Анна заметила, что он очень бледен.

Она убрала влажную прядь волос со лба Ребекки.

– Где Джеймс?

Анне пришлось ждать ответа, потому что ее подругу пронзил очередной приступ боли. Ребекка тихо застонала, и ее спина изогнулась. Когда боль отступила, она сказала, тяжело дыша:

– Он поехал в Дресбери на день по делам. Обещал вернуться завтра после обеда. – Ребекка прикусила губу. – Он будет так зол на меня.

Эдвард пробормотал что-то резкое и подошел к темным окнам спальни.

– Не говори ерунды, – мягко побранила ее Анна. – Ты ни в чем не виновата.

– Если бы только я не упала со ступенек, – всхлипнула Ребекка.

Анна пыталась успокоить ее, когда внизу хлопнула входная дверь. Очевидно, приехал доктор. Эдвард извинился и вышел, чтобы проводить мужчину наверх.

Доктор Биллингс пытался сохранить невозмутимое выражение лица, но было очевидно, что он весьма обеспокоен. Он наложил повязку на лодыжку Ребекки, которая уже опухла и стала фиолетовой. Анна сидела у изголовья Ребекки, держа ее за руку и пытаясь успокоить. Это давалось нелегко. По расчетам акушерки и Ребекки, родов следовало ждать месяцем позже. С течением ночи мучения Ребекки усиливались, и она стала подавленной. Она боялась, что потеряет ребенка.

Ничего, что говорила Анна, казалось, не помогало, но она оставалась рядом с подругой, держа ее за руку и гладя по волосам.

Через три с небольшим часа после того, как приехал доктор, в комнату влетела миссис Стакер, акушерка, – низкорослая, полная женщина с красными щеками и черными волосами, обильно подернутыми сединой. Анна встретила ее с облегчением.

– Хо! Это ночь младенцев, – сказала акушерка. – Вы будете рады узнать, что у миссис Лиливайт родился еще один мальчик, ее пятый; вы бы поверили в это? Я не знаю, зачем она утруждает себя тем, чтобы звать меня. Я просто сижу в углу и вяжу, пока не приходит время ловить крошку. – Миссис Стакер сняла пальто и огромное количество шарфов и бросила их на стул. – У вас есть вода и кусочек мыла, Мэг? Я бы хотела помыть руки, прежде чем начну помогать леди.

Доктор Биллингс глядел неодобрительно, но не возражал против того, чтобы акушерка осмотрела его пациентку.

– А как вы себя чувствуете, миссис Фэарчайлд? Держитесь хорошо, за исключением лодыжки? Да, вам должно быть, очень больно? – Акушерка положила руку на живот Ребекки и проницательно посмотрела на ее лицо. – Малыш активный, не так ли? Решил родиться раньше, чтобы огорчить свою маму. Но вы о нем не беспокойтесь. Дети иногда имеют свое собственное мнение по поводу того, когда им родиться.

– С ним будет все в порядке? – Ребекка облизнула пересохшие губы.

– Ну, вы знаете, я ничего не могу обещать. Но вы здоровая, сильная женщина, если вы не против, что я так говорю. Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам и ребенку.

После этих слов ситуация стала восприниматься более оптимистично. Миссис Стакер посадила Ребекку в постели, потому что так удобнее. Ребекка, казалось, снова обрела надежду. Она даже смогла разговаривать между схватками.

Как раз когда Анна чувствовала, что готова упасть в обморок от усталости прямо там, на стуле, Ребекка начала стонать сильнее. Сначала Анна ужасно встревожилась, думая, что что-то пошло не так. Но миссис Стакер, напротив, радостно заявила, что ребенок скоро родится. И действительно – в следующие полчаса, в течение которых Анна окончательно проснулась, Ребекка наконец разрешилась девочкой, маленькой и сморщенной, но способной кричать довольно громко. Этот звук вызвал улыбку на изнуренном лице ее матери. У ребенка были темные волосы, которые торчали, как пух у цыпленка. Ее голубые глаза медленно мигнули, и она повернула свою голову к груди Ребекки, когда ее приложили к ней.

– Ну разве это не самая симпатичная малышка из всех, что вы когда-либо видели? – спросила миссис Стакер. – Я знаю, что вы утомлены до изнеможения, миссис Фэарчайлд, но, возможно, вы выпьете немного чаю или бульона?

– Я пойду и посмотрю, что можно найти, – сказала Анна, зевая.

Она медленно, спотыкаясь, спустилась по лестнице. Дойдя до лестничной площадки, она заметила свет, мерцающий внизу, в гостиной. Озадаченная, Анна толкнула дверь и стояла там мгновение, пристально всматриваясь.

Эдвард неуклюже растянулся на красном диване, сбоку свисали его длинные ноги. Он снял шейный платок и расстегнул камзол. Одна рука прикрывала глаза, другая вытянулась к полу, где ладонь почти обнимала полупустой стакан с чем-то похожим на бренди Джеймса. Анна вошла в комнату, и он сразу же убрал руку с глаз, опровергая впечатление, что он спал.

– Как она? – Его голос был скрежещущим, лицо – мертвенно-бледным. Сходящие синяки сильно выделялись на бледном лице, а щетина на подбородке придавала его облику распутность.

Анна почувствовала себя пристыженной. Она совсем забыла об Эдварде, решила, что он уже давно ушел домой. А он все это время ждал внизу, чтобы узнать, как Ребекка справилась.

– Ребекка в порядке, – сказала она оживленно. – У нее родилась девочка.

Выражение его лица не изменилось.

– Живая?

– Да. – Анна запнулась. – Да, конечно. Обе – Ребекка и ребенок – живы и здоровы.

– Слава богу. – Его лицо не утратило напряженного выражения.

Она начала испытывать беспокойство. Почему он так озабочен? Ведь он только познакомился с Ребеккой сегодня вечером, не так ли?

– Что случилось?

Он вздохнул, и его рука вновь легла на лоб, чтобы прикрыть глаза. Наступила долгая минута молчания, такая долгая, что ей показалось, будто он не собирался отвечать на вопрос. Наконец он произнес:

– Моя жена и ребенок умерли при родах.

Анна медленно опустилась на стул рядом с диваном. Она в действительности раньше не думала о его жене. Она знала, что он был женат и что его жена умерла молодой, но не знала, как она умерла. Любил ли он ее? Любил ли он ее до сих пор?

– Я сожалею.

Он поднял ладонь от стакана с бренди, сделал нетерпеливое движение, а затем снова опустил ее на стакан, как будто она была слишком усталой, чтобы искать для покоя другое место.

– Я сказал не для того, чтобы вызвать вашу жалость. Она умерла давно. Десять лет назад.

– Сколько ей было лет?

– Ей исполнилось двадцать за две недели до этого. – Его рот искривился. – Мне было двадцать четыре.

Анна подождала.

Когда он снова заговорил, слова звучали так тихо, что ей пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать.

– Она была молода и здорова. Мне никогда не приходило в голову, что вынашивание ребенка могло убить ее, но у нее начались преждевременные роды на седьмом месяце. Ребенок был еще слишком маленьким, чтобы выжить. Мне сказали, что это был мальчик. Затем у нее началось кровотечение. – Он убрал свою руку от лица, и Анна видела, что он пристально смотрит куда-то вдаль, будто вглядываясь в прошлое. – Они не могли остановить его. Врачи и акушерки – они не могли остановить его. Горничные продолжали бегать, принося все больше и больше белья, – прошептал он в ужасе от своих воспоминаний. – Она просто кровоточила и кровоточила, пока жизнь не вытекла из нее. В постели было так много крови, что матрац промок насквозь. Нам пришлось сжечь его после этого.

Слезы, которые она сдерживала ради Ребекки, потекли по щекам Анны. Потерять кого-то, кого ты любил, так ужасно, так трагично; как страшно он, должно быть, это переживал. И он, должно быть, хотел этого ребенка очень сильно. Она уже знала, как важно было для него иметь семью.

Анна, всхлипнув, прижала ладонь к губам, и это движение, казалось, вывело Эдварда из задумчивости. Он тихо выругался, когда увидел слезы на ее лице. Он сел на диване и потянулся к ней. Без малейшего усилия поднял ее со стула и посадил к себе на колени, расположив так, чтобы она сидела поперек, а он поддерживал своей рукой ее спину. Он прижал ее голову к своей груди и гладил ее волосы.

– Я сожалею. Мне не следовало рассказывать тебе об этом. Это не для ушей леди, особенно после того, как ты всю ночь не спала, беспокоясь о своей подруге.

Анна позволила себе прислониться к нему, его мужское тепло и ласкающая ее ладонь были удивительно успокаивающими.

– Ты, должно быть, любил ее очень сильно.

Его ладонь помедлила, а затем он продолжил:

– Я думал, что да. Как выяснилось, я мало знал ее.

Она отстранилась, чтобы видеть его лицо.

– Как долго вы были женаты?

– Немногим больше года.

– Но…

Он снова прижал ее голову к груди.

– Мы не были знакомы достаточно близко до помолвки и затем – свадьбы, и я предполагаю, мы с ней в действительности не говорили откровенно. Ее отец, который очень хотел этого брака, сказал мне, что для девушки он приемлем, и я просто принял это. – Его голос огрубел. – Я обнаружил уже после женитьбы, что мое лицо вызывало у нее отвращение.

Анна попыталась что-то сказать, но он снова заставил ее замолчать.

– Я думаю, она еще и боялась меня, – сказал он с перекошенным лицом. – Ты, возможно, не заметила, но у меня ужасный характер. – Она почувствовала, как его рука снова нежно коснулась ее макушки. – К тому времени, когда она забеременела, я знал, что что-то не так, и в свои последние часы она прокляла его.

– Прокляла кого?

– Своего отца. За то, что он заставил ее выйти замуж за такого отвратительного мужчину.

Анна вздрогнула. Какая глупая маленькая девочка, должно быть, была его жена.

– Очевидно, ее отец солгал мне. – Голос Эдварда стал ледяным. – Он отчаянно желал этого брака и, не желая обидеть меня, запретил моей невесте говорить мне, что мои шрамы вызывали у нее отвращение.

– Я сожалею, я…

– Ш-ш-ш, – пробормотал он. – Это случилось давно, и я научился с тех пор жить со своим лицом и распознавать тех, кто попытается скрыть отвращение к нему. Даже если они лгут, я обычно знаю это.

Но он не знал о ее лжи. Анна почувствовала холод при этой мысли. Она обманула его, и он никогда не простит ее, если обнаружит это.

Он, должно быть, ошибочно принял ее дрожь за продолжающуюся скорбь от его рассказа. Он прошептал что-то ей в волосы и прижал ее поближе к себе, пока тепло от его тела не прогнало прочь ее дрожь. Они тихо сидели какое-то время, получая успокоение друг от друга. На улице начинало светать. Вокруг закрытых штор гостиной образовался ореол. Анна воспользовалась возможностью, чтобы потереться носом о его измятую рубашку. Она пахла бренди, которое он выпил.

Эдвард откинулся назад, чтобы взглянуть вниз, на нее:

– Что ты делаешь?

– Нюхаю тебя.

– Я, возможно, сейчас просто воняю.

– Нет. – Анна покачала головой. – Ты пахнешь… приятно.

Он с минуту изучал ее лицо.

– Пожалуйста, прости меня. Я не хочу, чтобы ты надеялась. Если бы можно было найти какой-то способ…

– Я знаю. – Она поднялась на ноги. – Я даже понимаю. – Она быстро подошла к двери. – Я спустилась, чтобы принести что-нибудь для Ребекки. Она, должно быть, задается вопросом, что со мной случилось.

– Анна…

Но она притворилась, что не слышала, и вышла из гостиной. Отказ Эдварда – это одно. Но жалость его она не обязана принимать.

В тот момент открылась входная дверь, чтобы впустить взъерошенного Джеймса Фэарчайлда. Он выглядел как выходец из Бедлама[8]: его светлые волосы топорщились, а шейный платок отсутствовал.

Он дико посмотрел на Анну:

– Ребекка?

В этот момент, словно в ответ на вопрос, раздался неуверенный крик новорожденного ребенка. Выражеиие лица Джеймса Фэарчайлда изменилось с безумного на онемевшее. Не дожидаясь ответа Анны, он бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Анна заметила, когда он скрылся из виду, что только одна его нога была в чулке.

Она улыбнулась про себя, когда повернула на кухню.


***

– Я думаю, почти пора сажать, милорд, – сказал дружелюбно Хоппл.

– Несомненно. – Эдвард сощурился на яркое полуденное солнце.

Ночь, проведенная без сна, не располагала к болтовне. Он и управляющий шли по полю, проверяя, не понадобится ли ему дренажная канава, как на поле мистера Грандела. Оказалось, что местные копатели канав имели гарантированные средства к существованию на ближайшее будущее. Джок прыгал вдоль изгородей, окружающих поле, суя морду в кроличьи норы и усердно чихая. Утром Эдвард послал Анне записку, сообщив, что сегодня ей нет необходимости приходить в Эбби. Она могла использовать этот день для отдыха. А ему требовалась передышка от ее присутствия. Прошедшей ночью он был близок к тому, чтобы снова поцеловать ее, несмотря на свое слово чести. Он должен отпустить ее; став женатым человеком, он в любом случае едва ли сможет сохранить секретаря-женщину. Но тогда у нее не будет источника дохода, а он не без оснований предполагал, что хозяйство Ренов нуждалось в деньгах.

– Может, мы расположим дренажную канаву там? – Хоппл указал на место, где в настоящее время находился Джок, копаясь и взбивая пену грязи.

Эдвард что-то проворчал.

– Или, возможно… – Хоппл повернулся и чуть не споткнулся о слипшуюся глыбу мусора. Он с отвращением посмотрел вниз, на свой грязный ботинок. – С вашей стороны было весьма благоразумно не включать миссис Рен в эту загородную прогулку.

– Она осталась дома, – сказал Эдвард. – Я счел, что ей лучше отдохнуть и выспаться. Вы слышали о разрешении миссис Фэарчайлд прошлой ночью?

– Леди провела трудную ночь, как я понял. Да, чудо, что оба, мать и ребенок, живы.

Эдвард фыркнул:

– В самом деле чудо. Чертовски глупо для мужчины оставлять свою жену совсем одну, лишь с маленькой горничной, так близко к родам.

– Я слышал, новоиспеченный отец был довольно потрясен сегодня утром, – продолжил Хоппл.

– Не могу сказать, что это принесло какую-то пользу его жене прошлой ночью, – сухо сказал Эдвард. – А миссис Рен не спала всю ночь, сидя со своей подругой. Я подумал, что будет разумно предоставить ей день отдыха. В конце концов, она работала каждый день, за исключением воскресений, с тех пор как стала моим секретарем.

– Да, в самом деле, – сказал Хоппл. – За исключением четырех дней, когда вы ездили в Лондон, конечно.

Джок вспугнул кролика и погнался за ним. Эдвард остановился и повернулся к управляющему:

– Что?

– Миссис Рен не приходила на работу, пока вы отсутствовали. – Хоппл сглотнул. – За исключением дня перед тем, как вы вернулись, да. В тот день она работала.

– Я понимаю, – сказал Эдвард. Но он не понимал.

– Только четыре дня, милорд. – Хоппл поспешил сгладить ситуацию. – И она наверстала бумажную работу, так она мне сказала. Это не значит, что она оставила свои дела невыполненными.

Эдвард задумчиво уставился на грязь у себя под ногами. Он вспомнил слова викария о «путешествии» прошлым вечером.

– Куда она ездила?

– Ездила, милорд? – Хоппл словно увиливал от ответа. – Я… э-э… не знаю, ездила ли она куда-либо вообще. Она не сказала.

– Викарий сказал, что она совершала путешествие. Он намекал, что она ездила за покупками.

– Возможно, он ошибается, – сказал Хоппл. – Если леди не смогла найти чего-то в магазинах Литтл-Бэттлфорда, ей пришлось бы поехать в Лондон, чтобы отыскать что-то лучшее. Конечно же, миссис Рен не ездила так далеко.

Эдвард фыркнул. Он вернулся опять к тому, что пристально смотрел на землю у своих ног. Только теперь он нахмурил брови. Куда ездила Анна? И зачем?


***

Анна уперлась ногами и изо всех сил потянула на себя старую дверь сада. Эдвард предоставил ей день для себя, но она не могла так долго оставаться в постели. Отдохнув утром, она решила, что проведет оставшееся свободное время, сажая розы. Дверь упрямо оставалась закрытой какое-то мгновение, но затем неожиданно поддалась и распахнулась настежь, почти сбив ее с ног. Она стряхнула пыль с рук и подняла свою корзинку с садовым инвентарем, прежде чем проскользнуть в заброшенный сад. Эдвард приводил ее сюда лишь немногим больше недели назад. За этот короткий промежуток времени в старых стенах произошло много перемен. Зеленые ростки выглядывали на клумбах и в трещинах между камнями дорожки. Некоторые явно были сорняками, но другие имели более тонкую структуру. Анна даже распознала некоторые: красноватые кончики тюльпанов, неразвернувшиеся розетки листьев аквилегии и украшенные блестками росы листья садовых лютиков.

Каждое растение становилось сокровищем, открытым ею с восторгом. Сад не был мертвым. Он просто находился в состоянии покоя. Она поставила корзинку и снова вышла из двери сада, чтобы принести розовые кусты, которые Эдвард подарил ей. Она уже посадила три у себя в саду. Розовые кусты, недавно вынутые из ведра с водой, все еще лежали снаружи. Каждый из них начал пускать крошечные зеленые бутоны. Она посмотрела на них. Они дали ей такую надежду, когда Эдвард подарил их ей. Несмотря на то что эта надежда умерла, казалось несправедливым оставлять розы вянуть. Она посадит их сегодня, и если Эдвард никогда больше не посетит сад – ну что ж, она будет знать, что они там.

Анна принесла одну часть в сад и положила их на грязную дорожку. Она выпрямилась и огляделась вокруг в поисках подходящего места, где бы посадить их. Посадки располагались в определенном порядке, который теперь совершенно не распознавался. Она пожала плечами и решила разделить растения поровну между четырьмя основными цветочными клумбами. Она взяла лопату и начала прорубать спутанную корнями землю в клумбе.


***

Эдвард нашел Анну в саду. Он был раздражен. Он искал ее около пятнадцати минут, с тех пор как Хоппл проинформировал его, что она сейчас в Эбби. На самом деле он дал себе зарок не искать ее; он пришел к такому заключению как раз в то утро. Но что-то внутри его, казалось, не давало ему держаться подальше от своей секретарши, в то время как он знал, что она находится поблизости. Поэтому он хмурился, обнаружив у себя недостаток силы духа, – но, подойдя, он помедлил у двери сада, не в силах оторваться от картины, которую она собой являла. Она опустилась на колени, чтобы посадить розу. Ее голова оставалась непокрытой, и волосы волнами сбегали по шее и плечам. В ярком полуденном свете солнца светло-каштановые локоны сияли золотым и красновато-коричневым цветом.

Эдвард почувствовал, как в груди у него все сжалось. Ему показалось даже, что это мог быть страх. Он насупился и зашагал по дорожке. Страх – это не та эмоция, которую должен испытывать сильный мужчина вроде него, глядя в лицо кроткой маленькой вдове, считал он.

Анна заметила его.

– Милорд. – Она убрала волосы со лба, оставляя мазок грязи на лице. – Я подумала, что посажу ваши розы прежде, чем они погибнут.

– Я вижу.

Она подозрительно посмотрела на него, но, очевидно, решила не обращать внимания на его странное настроение.

– Я посажу по несколько кустов на каждой клумбе, так как сад заложен такими симметричными рядами. Позже, если хотите, вокруг них можно посадить лаванду. У миссис Фэарчайлд есть несколько замечательных кустов лаванды у дорожки, ведущей к заднему входу; я знаю, ей будет приятно дать мне несколько отростков для вашего сада.

– Хм-м.

Анна прервала свой монолог, чтобы снова убрать волосы, еще больше размазывая грязь по лбу.

– Только у меня проблема. Я забыла принести лейку.

Она нахмурилась и начала подниматься на ноги, но он опередил ее:

– Оставайтесь здесь. Я могу принести вам лейку.

Эдвард оставил без внимания ее нерешительный протест и пошел обратно по дорожке. Он дошел до садовой калитки, но что-то заставило его замедлить шаг. Долгое время спустя он будет думать, какой порыв остановил его. Он повернулся и посмотрел на нее, все еще стоящую на коленях около розового куста. Она уплотняла землю вокруг него. Пока он смотрел на нее, Анна подняла руку и мизинцем поправила волосы. Он оцепенел.

Все звуки замерли на ужасное бесконечное мгновение, мир пошатнулся и начал рушиться вокруг него. Голоса шептали, бормотали, щебетали ему в ухо и сливались в невнятный гул, из которого выплывали отдельные фразы: Хоппл у канавы:

«Когда эта собака отсутствовала в течение нескольких дней, я начал надеяться, что мы избавились от нее».

Викарий Джоунс на званом вечере у миссис Клиавотер:

«Я думал, может быть, она купила новое платье во время своего путешествия».

И снова Хоппл, как раз сегодня:

«Миссис Рен не приходила на работу, пока вы отсутствовали».

Алая дымка затуманила его взгляд.

Когда он прояснился, Эдвард уже подошел почти вплотную к Анне и знал, что он направился к ней еще до того, как голоса стали понятными. Она по-прежнему склонилась рядом с розовым кустом, не сознавая приближающуюся бурю, пока он не оказался над ней и она не подняла на него глаза.

У него на лице, должно быть, отпечаталось знание об ее обмане, потому что улыбка Анны исчезла, прежде чем смогла полностью сформироваться.