"Джозеф Шеридан Ле Фаню. Странное событие из жизни художника Схалкена" - читать интересную книгу автора

добился столь значительных успехов, что мог осуществить свои надежды и по
прошествии нескольких лет обещал стать незаурядным художником.
Однако это ровное и благополучное течение жизни, к несчастью, было
внезапно и зловеще прервано событиями такими странными и таинственными, что
никто не в силах был объяснить их и расследовать, событиями, невольно
внушавшими суеверный страх.
Однажды вечером Схалкен задержался в мастерской учителя намного дольше,
чем его легкомысленные товарищи, которые под предлогом наступления сумерек с
радостью побросали мольберты и кисти, чтобы закончить день веселой пирушкой
в ближайшем кабачке.
Но Схалкен стремился к совершенству, его вдохновляла любовь. К тому же
сейчас он как раз делал эскиз будущей композиции, а для этой работы, в
отличие от живописи, достаточно самого слабого света, позволяющего различить
штрихи угля на холсте. В ту пору он еще сам не сознавал, на что способен его
карандаш, и не скоро это открыл. Он увлеченно набрасывал на холсте сонм
чрезвычайно проказливых бесов и демонов самого причудливого вида,
подвергавших замысловатым пыткам вспотевшего, толстобрюхого и казавшегося
совершенно пьяным святого Антония, который растянулся на земле посреди
суетящихся тварей.
Однако молодой художник, не способный создать, да и просто оценить,
истинно утонченное произведение искусства, был тем не менее достаточно
проницателен и не мог удовлетвориться результатами своей работы. Он снова и
снова терпеливо стирал и перерисовывал лицо и фигуру святого, но отвергал и
новые варианты, находя их слабыми и неудачными.
В большой мастерской, убранной в старинном вкусе и покинутой ее
обычными обитателями, царила тишина, Схалкен работал в полном одиночестве.
Прошел час, другой, а он был по-прежнему недоволен эскизом. Дневной свет
давно сменили сумерки, в свою очередь сменившиеся тьмой. Терпение молодого
художника истощилось, и, стоя у незавершенной картины, он предавался
неутешительным размышлениям, запустив одну руку в длинные черные космы, а
другую, которой до того сжимал уголь, столь скверно справившийся со своей
задачей, машинально вытирал о широкие фламандские штаны, оставляя на них
черные полосы.
- Тьфу! - воскликнул он наконец. - Да пошла эта картина вместе с
демонами, святым и со всем прочим к дьяволу!
В ответ над самым его ухом, немало его напугав, тотчас раздался
отрывистый смех.
Художник резко обернулся и только тут осознал, что все это время за его
работой наблюдал незнакомец.
На расстоянии вытянутой руки у него за спиной словно бы притаился то ли
и вправду пожилой человек, то ли кто-то, пожилым человеком ему показавшийся.
Был он в коротком плаще, широкополой островерхой шляпе, в руке, скрытой
тяжелой перчаткой, напоминавшей латную перчатку рыцаря, держал длинную
трость черного дерева, судя по тусклому в сумерках блеску, с массивным
золотым набалдашником, а на груди у него, под складками плаща, в сумерках
мерцали звенья роскошной золотой цепи.
В комнате стояла полутьма, так что Схалкен не мог разглядеть
незнакомца, а низко опущенные поля шляпы бросали тень на лицо, совершенно
его скрывая. Из-под этой траурной шляпы выбивались густые волосы, и, судя по
их темному цвету и по прямой осанке, незнакомец едва ли достиг шестидесяти