"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

власти тосканских городов перебегали от эрцгерцога Фердинанда
Габсбург-Лотарингского к Наполеону, от Наполеона к эрцгерцогу, а потом
обратно к Наполеону? Вспомним сатирическую поэму "Здравица флюгера" (1848)
Джузеппе Джусти, издевавшегося над нашими местными "флюгерами" и вводившего
слово "флюгер" (girella) в итальянский лексикон...
Моя Италия - не Италия "флюгеров". И не Италия красных и черных
фашистов, которые вынудили меня вспомнить трагическое замечание писателя
Эннио Флайяно сразу после восстановления демократии: "Итальянские фашисты
делятся на две категории - фашистов и антифашистов". Пожалуйста! Вы хотите,
чтобы я перечислила все те Италии, которые не совпадают с моей Италией?
Которые заставляют меня страдать и временами проклинать мою верность гимну
Мам ел и, верность окровавленному флагу, который я храню дома в Тоскане?
Хорошо. Попробую. Как и одни Англии, не равные другим Англиям, Франции,
не равные Франциям, как неодинаковые Германии, как неодинаковые Испании и не
равные самим себе прочие страны нашей сегодняшней Европы, эти различные
Италии все до одной прочно связаны с обратным крестовым походом. Связаны
слепотой, глухотой, леностью, глупостью, мазохизмом, мешающим Западу
(включая определенную, не равную Америке, Америку) разглядеть ту бездну, в
которую мы рискуем упасть. Сколько же таких Италии можно перечислить?
Посмотрим. Италия экс-коммунистов, которая в течение 50 лет (я была
чрезвычайно молодой, когда это все началось) оставляла у меня синяки в душе.
Терзала нетерпимостью, претенциозностью, презрением ко всякому, кто не был
коммунистом. (На каждого-не-коммуниста коммунисты цепляли ярлык реакционера
или троглодита, или слуги американцев, "американцы" ("Americans"), они
писали как "Amerikans", помнишь?) Относились ко мне как к неверной, а после
падения Берлинской стены, будто цыплята, потерявшие квочку - Советский Союз,
прикинулись, будто отступились от прошлого. Стали играть роль либералов.
Фактически сейчас они ведут себя так, будто именно они разрушили Берлинскую
стену, и любят, чтобы их называли "buonisti" ("добряки"). Этот нелепый
термин происходит от слова "добрый", а я противопоставляю ему более
реалистичное определение - ханжа. Они любовно дают своим партиям и союзам
цветочные, растительные имена: Дуб, Олива, Маргаритка. А вместо серпа и
молота в качестве символа они изображают осла, т. е. животное, насколько я
знаю, не ассоциирующееся с интеллектом. Теперь они ездят уже не в Москву и
не в Пекин, они ездят в Нью-Йорк покупать себе сорочки в "Брукс-Бразерс" и
простыни в "Блумингдейл". Вместо того чтобы оскорблять американцев, они
проводят съезды под американским слоганом, похожим на рекламу моющего
средства: "I саге". И неважно, что трудящиеся, привыкшие размахивать
красными флагами - реки, озера красных флагов, - по-английски не понимают.
Неважно, если мой плотник, старый и честный коммунист, не понимает, что
означает "I саге". Неважно, что он читает это как "Икаре" и думает, что
Икаре - это Икар, мифологический персонаж, мечтающий летать, но обжегший
крылья о солнце. Вконец запутанный, потерянный, он спрашивает меня: "Госпожа
Фаллачи, что за дела у них с этим Икаром?" Мне приходится объяснять ему, что
Икар не имеет никакого отношения ни к ним, ни к их ханжескому съезду, что
"Icare" означает не "Икар", а "я заинтересован, обеспокоен, неравнодушен".
Тогда добрейший плотник злится и кричит: "Что за кретин выдумал эту дикую
дурость?!" Теперь они уже даже не называют меня реакционеркой, троглодиткой,
служанкой американцев. Они не передразнивают и не высмеивают меня, как во
времена Вьетнама, как в 1969 году после моего репортажа из Ханоя. В этом