"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

пожаловать домой". Это кажется мне прекрасным жестом бескорыстия, щедрости.
Это напоминает мне, что Америка всегда была Refugium Peccatorum, приютом
грешников, сиротским приютом для людей без страны. Без Родины, без двма, без
матери. Но у меня уже есть моя страна, дорогой посол Рэбб. У меня уже есть
Родина, дом, мать. Моя Родина, мой дом, моя мать, Италия. Я люблю свою мать
больше, чем своего мужа, и, взяв американское гражданство, буду чувствовать
себя так, будто отказалась, отреклась от нее".
Еще я сказала ему, что итальянский язык - это мой язык. Что на
итальянском я пишу, а на английский только перевожу себя, прилагая те же
усилия, что и при переводе своих текстов на французский. Это значит, что он
для меня - иностранный, хорошо знакомый, но все-таки чужой. Наконец, я
сказала ему, что когда я слышу итальянский гимн Мамели, государственный гимн
моей страны, то чувствую себя безмерно растроганной. Каждый раз, когда
звучат эти слова: "Братья-Италии - Италия-пробудилась -
та-ра-та-та-ра-та-та-ра", - у меня в горле встает ком. Я не замечаю того,
что это отнюдь не музыкальный шедевр, что он всегда плохо исполняется.
Единственное, о чем думаю, - это гимн моего Отечества, моей Матери. Каждый
раз, когда я вижу итальянский флаг, со мной происходит то же самое. Знаешь,
в деревенском доме в Тоскане я держу триколор девятнадцатого века, похожий
на тряпку. Он весь разорван, изъеден мышами, выпачкан пятнами крови. Думаю,
это кровь какой-то битвы. Хотя на нем красуется герб дома Савойя, символ
нелюбезной мне монархии (даром что без Виктора-Иммануила II Савойского,
первого короля Италии, мы не смогли бы объединить страну), я дорожу им, как
сокровищем. С гербом, без герба, мы умирали за эту тряпку. За этот триколор.
Верно? Мы умирали на виселицах, от пули, нас обезглавливали, убивали
австрийцы, папы, герцоги Модены, Бурбоны. С ним в руках мы воевали за
Рисорджименто. Ради него мы сражались в войнах за независимость. Понимает ли
кто-нибудь, чем было Рисорджименто?! Это было возрождение чувства
собственного достоинства, потерянного за столетия ига и унижений! Это было
воскрешением гордости, столетиями тщетно подавляемой иностранцами, всячески
поносившими нас! Понимает ли кто-нибудь, чем были наши войны за
независимость?! Это нечто большее, нежели война за независимость для
американцев, ей-богу! Потому что у американцев был один враг, с которым они
сражались, - Англия. Для нас же врагами были все те, кого Венский конгресс
привел на наши территории, после того как нас разделили, точно жареного
цыпленка! Кто-нибудь понимает, чем было объединение Италии, сколько слез мь.
пролили за него?! Когда они празднуют свою победу над Англией и поднимают
свой флаг, и поют "Боже, благослови Америку", они прикасаются к сердцу. Мы
же ничего не празднуем, ни к чему не прикасаемся, а кое-кто, вполне
возможно, прикасается совсем не к тому!
За этот триколор мы проливали кровь и слезы и в следующем столетии
тоже, помнишь? Я помню. За него в 1848 году мой прапрадедушка по материнской
линии Джобатта бесстрашно сражался с австрийцами в Куртатоне и Монтана-ре,
был чудовищно изуродован снарядом, а десять лет спустя избит палками
тюремщиков в Ливорно. Так молодой человек превратился в хромоногого
инвалида. С 1914 по 1917 год мои дяди по отцовской линии воевали в траншеях
Первой мировой войны, в горах Карса. А во время Второй мировой войны мой
отец был участником Сопротивления, был арестован, его тоже пытали. Вся семья
присоединилась к его борьбе. В свои четырнадцать лет тоже присоединилась и
я, вступив в корпус "Справедливость и Свобода", отделение итальянской армии