"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

1944 году Гитлером - образцом для подражания бен Ладену. - Я также боюсь за
флорентийскую библиотеку Лауренциана с ее восхитительными миниатюрами, с ее
бесподобным Кодексом Вергилия. Я также боюсь за флорентийскую Академическую
галерею, где хранится микельандже-лов Давид. (Скандально обнаженный, бог ты
мой, а значит, особо осуждаемый Кораном). И если "бедные-несчастные"
разрушат хотя бы одно из этих сокровищ, всего лишь одно, клянусь, я сама
стану святым воином. Я сама стану убийцей. Так что послушайте меня, вы,
последователи Бога, который проповедует око-за-око, зуб-за-зуб! Я родилась
во время войны. Я выросла на войне. О войне я знаю многое, поверьте мне - у
меня больше мозгов, чем у ваших камикадзе, у которых хватает мужества
умереть лишь тогда, когда смерть означает убийство тысяч людей. Включая
младенцев. Вы хотели войну, вы хотите войну? Хорошо. Что до меня, войну вы
получите и война будет. До последней капли крови.
Dulcis in fundo. А теперь с легкой улыбкой. Само собой разумеется, что,
так же как и смех, улыбка порой означает прямо противоположное. (В юности я
узнала, что, когда фашисты пытали моего отца, требуя выдать, где он спрятал
оружие, сброшенное на парашютах американцами для нашего движения
Сопротивления, мой отец смеялся. У меня оледенела кровь, когда я услышала об
этом. Однажды я не выдержала: "Отец! Это правда, что когда-то ты смеялся под
пытками?" Отец нахмурился и хрипло пробормотал: "Дорогой мой ребенок, в
некоторых ситуациях смех - это то же, что и слезы. Сама узнаешь...
Когда-нибудь ты сама узнаешь...")
Так пот, когда публикация этой книги была анонсирована, Говард Готлиб,
профессор Бостонского университета (университет десятилетиями собирает и
хранит мои работы), позвонил мне и спросил: "Как нам следует обозначить жанр
"Ярости и гордости"?" - "Не знаю", - ответила я. Я добавила, что моя книга
не является романом или репортажем, или эссе, или мемуарами, или, по моему
мнению, даже памфлетом. Потом я поразмыслила. Я перезвонила ему и сказала:
"Напишите, что проповедь".
Правильное определение. Я уверена, потому что на самом деле моя книга и
есть проповедь. Она зачиналась как письмо главному редактору основной
итальянской газеты в ответ на его вопрос о войне, объявленной Западу сынами
Аллаха. Но пока я писала письмо, оно превратилось в проповедь.
После публикации ее в Италии профессор Готлиб снова позвонил мне и
спросил: "Как итальянцы восприняли ее?" - "Не знаю", - ответила я, прибавив,
что эффективность проповеди определяется по результатам. Эффективность не
определяется аплодисментами или свистом. Следовательно, прежде чем я смогу
оценить эту эффективность, пройдет много времени. Много. "Нельзя
претендовать на то, что мои ярость и гордость вдруг разбудят спящих,
профессор Готлиб. На самом деле я даже не знаю, проснутся ли они вообще
когда-нибудь".
И я действительно не знаю. В то же время мне известно, что, когда моя
статья об 11 сентября была опубликована, было продано больше миллиона
экземпляров газеты. Наблюдались трогательные случаи. В Риме, например, один
читатель выкупил все тридцать шесть имеющихся в газетном киоске экземпляров
и раздавал их прохожим. В Милане одна женщина сделала множество ксерокопий с
газетного текста и бесплатно раздавала их всем, кто пожелает. Тысячи
итальянцев в письмах благодарили меня, коммутатор телефона издательства и
линия Интернета были перегружены в течение многих часов, только меньшинство
читателей со мной не согласилось. К сожалению, эта пропорция не видна по