"Джорджо Фалетти. Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)" - читать интересную книгу автора

Ее голос звучал тихим шелестом в тусклом чердачном свете, то и дело
оскверняемом отблесками беззвучных мониторов, выдававших бесконечное
смешение цветов - картинку-скринсейвер. Лишь изредка этот хроматический бред
перемежался для разрядки пассажем, разбивавшим картинку на фрагменты и затем
опять сливавшим их вместе в целостное фотографическое изображение диких
катаклизмов в жизни планеты. Тысячи тел на поверхности воды во время
этнической чистки, или образы холокоста, или атомный гриб над Хиросимой
сменялись изощренными сексуальными сценами в самых немыслимых
разновидностях.
- Молчи, молчи. Я не могу говорить. Не должен говорить...
Джерри вновь откинулся на полу и потянул за собой безымянную женщину,
указывая ей на отражение их тел в зеркале.
- Сейчас я должен думать. И должен видеть.
Странным образом Джерри передалось вожделение безымянной женщины,
обволакивающее ее плотной аурой. Он круто повернулся, раздвинул ей ноги и
проник в нее одним мощным рывком. От резкого движения опрокинулась банка с
краской, стоявшая рядом с ними. Алая краска разлилась по белому холсту, как
разинутый в крике рот.
Лежащая на спине женщина увидела расползающееся пятно, и ей показалось,
будто из ее тела разом излилась вся кровь. И в этот момент партнерша стала
соучастницей почти ритуального слияния. В своей страсти она была словно
фурия и стонала все громче, в полной синхронности с яростными рывками
партнера. Это был некий бешеный горизонтальный танец; две разрисованные
фигуры казались древними граффити на белом фоне, а их первобытные жесты
заключали в себе двоякую цель: плотское насыщение и стремление до
бесконечности оттянуть кульминацию.
Безымянная женщина не ведала о том, что Джерри убежден в
бессмысленности нелепого хлопанья ягодицами, словно крыльями бабочки на
шелке. Он был убежден в этом, как и в том факте, что любой художник, в силу
своей принадлежности к данной профессии, носит в себе ростки самоуничижения,
всего того, что одновременно является карой и благословением искусства.
Оба они были неудачники. Сколько б ни прошло безымянных женщин через
холсты, сколько б ни скользили кисти по их гостеприимной поверхности - все
творения бесследно исчезали из памяти, будучи лишь краткой вспышкой замысла,
притушенного истинными или мнимыми образами, которые подставляет нам жизнь.
Человека нельзя вписать в круг или в квадрат, поскольку ни круга, ни
квадрата нет, а, главным образом, нет самого человека.
Долгим хриплым стоном безымянная женщина возвестила об оргазме, тщетно
пытаясь ухватиться за натянутый холст, а мозг Джерри был так взвихрен
действием наркотиков и секса, что выдержать дольше он не мог. Вскочив и
яростно мастурбируя, художник щедро оросил спермой контуры пляски на холсте,
будто желая оплодотворить его своей безумной, кощунственной дрожью.
Безымянная женщина поняла это, и сознание своей причастности к
мастерству повергло ее в новый, еще более сильный пароксизм наслаждения. Она
резко, точно защелкнутый пружинный нож, скрючилась и застыла в позе
зародыша.
Утратив мотивацию, Джерри соскользнул на пол и обратил взор к окнам,
выходящим на Ист-Ривер. Хотя студия его находилась на седьмом этаже, он
углядел лунное мерцание на грязной поверхности воды, которую этот блеск
слегка облагородил. Джерри чуть повернул голову и нашел глазами светящийся