"Юлий Файбышенко. Троянский конь" - читать интересную книгу автора

- Его застрелили эсэсовцы у дверей управы. Он не бежал, - говорил
постоялец. - Эсэсману было легко стрелять... В безоружного. Убит бургомистр,
ранен его заместитель.
Нюша убрела, держась за стенку.
- Фрау Мальцева, - сказал постоялец. - Я глубоко опечален всем
этим... - Он поклонился и вышел.
Голова у нее кружилась, фотографии на стене странно дергались, только
теперь она почувствовала, как хочет сесть. Она прилегла. Конечно, все, что
происходит, нелепо. Кто она здесь? Почему она здесь? Взрослый человек, а не
способна даже прокормить себя. С другой стороны, как это сделать? Идти
служить немцам? Никогда...
За стеной слышались шаги. Иоахим разговаривал с Нюшей, настраивал
приемник. Начались "новости". Берлин сообщал о разгроме большевистских армий
на Керченском полуострове. Сто пятьдесят тысяч пленных, огромные трофеи.
Севастополь доживает последние дни. Германская артиллерия сокрушает
большевистские твердыни. Гренадеры Манштейна штурмуют Малахов курган.
Напряженные бои в районе Харькова. Попытки русских перейти в наступление
ликвидируются доблестными войсками рейха.
Она закрыла глаза. "Неужели это может быть? Сто пятьдесят тысяч людей
сложили оружие? Взрослых, сильных мужчин. Ложь. Пропаганда". Говорил Лондон.
Со всегдашней респектабельной неторопливостью диктор излагал сводку. Бои в
районе Айн-Эль-Газалы. Столкновение патрулей в пустыне. Не менее двадцати
раненых и убитых немцев во время рейда английских "коммандосов" в район
Бенгази. На Востоке новые грандиозные сражения. Севастополь продолжает
сопротивление. Неудачи русских в районе Керчи. Радостные известия с Украины.
Планомерно наступающие русские армии близки к Харькову. Захвачены пленные и
трофеи. Иоахим перевел ручку, сквозь свист и многоголосие эфира прорвался
голос Москвы, и тут же оклик постояльца прервал работу приемника. Иоахим
выключил звук. Пришла Нюша, поставила что-то на стол. Подсела на кровать,
положила на плечо Полины горячую руку, зашептала на ухо:
- Полюшка, ты гляди, что делается: постоялец-то там какую кашу заварил.
Когда Михейка гранату кинул, наш-то в штабе был. Выскочил, а на его глазах
эсэс-то и пристрелил Михейку. А наш-то подбежал, при всех эсэсу по морде и
дал! Аким-то говорит: плохо дело. Гестапо, мол, может им заняться. Эсэс эти,
они хоть даже и простой солдат, а все партийные, и жаловаться могут на
любшего, хоть на своих... Вот напасти-то пошли, Полюшка.
Полина, сняв Нюшину руку, села на кровати. "Ну что такого он совершил?
При чем тут гестапо? Ударил солдата?.. Это так по-человечески. Ведь и во
времена Гёте и Шиллера немцы совершали благородные поступки. Со мной и Нюшей
Бергман тоже себя хорошо ведет. И может быть, я несправедлива к нему". Она
встала.
- Он на веранде стоит, - догадливо шептала Нюша, - с лица черный. Все
смотрит. Ждет.
Полина посмотрела в зеркало. Лицо исхудалое, белое, с огромными темными
глазами. Припухший рот сжат не по-женски твердо, светлые волосы стекают на
лоб прядями. Она вышла в гостиную, послушала, как с паузами, точно
раздумывая над чем-то важным, насвистывает на кухне Иоахим, и прошла на
веранду. Широко пахло цветением. Липы у самого навеса были все в почках,
черемуха на склоне уже давала листья. Бергман стоял у перил, курил,
посматривая на дорогу.