"Юлий Файбышенко. Розовый куст " - читать интересную книгу автора

Луна выползла и осветила улицы. Ночь, полная звезд и городских
щекочущих запахов, смутным ожиданием будоражила души. Под скрип колес в
тесноте, но не в обиде уютно было разговаривать, вдыхая крепкий шинельный и
табачный дух друзей.
- Ехал я с польского фронта, - заговорил Климов, - ехал с другом,
бывшим моим комроты. Приехали в Москву, у меня план верный: университет.
Как-никак бывшее реальное за спиной. Кончал, правда, его уже как школу имени
Карла Либкнехта, но это не мешало, наоборот, помогало. Короче, приехали.
Поселились на Воздвиженке, у его родственников. Ему еще до Самары ехать.
Жена его там ждала и девочка. Голод страшный, да и родственники косятся: из
армии голяком... Пошли на Сухаревку закладывать или продать мой польский
офицерский ремень - трофей - и его часы. Именные были часы, с монограммой.
Народу на Сухаревке погибель.
- Кипень! - встрял Филин. - Палец не просунуть.
- Раскидало нас, - продолжал Климов, - гляжу вокруг: нету друга.
Ходил-ходил, затосковал. Через час с лишком гляжу: у палаток столпотворение.
Бегу туда, продираюсь сквозь толпу: труп. А лежит мой комроты голый, как
перед медицинской комиссией.
Климов замолчал. Дробно стучали копыта. Выезжали на Первогильдейную, за
ней лежал Воронежский тракт.
- Шесть лет человек на фронтах отбухал, - с трудом сдерживая дрожь губ,
говорил Климов, - ранен был несчетно, выжил, девчонку на свет произвел. И
умер ни за понюх... Часы его с монограммой кому-то понравились...
Климов перевел дыхание.
- Вот тогда и решил: буду уничтожать эту мразь! - Он глубоко, до кашля,
затянулся. - Эгоизм, братцы, много проявлений имеет, не знаю, избавится ли
человечество когда-нибудь от него...
- При социализме избавимся, - вновь подал голос Стас, - при социализме
человек будет заботиться прежде всего о других, а не только о себе.
- Не знаю, - сказал Климов. - Хорошо бы, если так... Но думаю, страшнее
эгоизма, чем уголовщина, нет! Убить человека, чтобы денежки его в тот же
вечер спустить в притоне, - нет, ребята, такую сволочь вывести, и помереть
не жалко. Считаю, служба наша - вполне на уровне. Полезная она людям.
Все молчали под дребезжание фаэтона.
Отстали последние домики. Впереди забелела полоса тракта. Что-то черное
и извилистое змеилось по шоссе. Долетел звук мерного солдатского шага.
- Чонов нагнали! - определил Филин. - Гля, ребята, церемониальный марш!
Передовые коляски остановились.
- Рота, - донеслось издалека, - стой!
Дважды шлепнули и замерли подошвы. Клыч в первом фаэтоне разговаривал с
кем-то невидимым в темноте. На подножку последнего экипажа вскочил человек.
На курчавых волосах высоко стояла фуражка со звездой. Два веселых глаза
смеялись с узкого горбоносого лица.
- Здорово, сыскари! Ильина тут случайно нет?
- Яшка? - Стас окончательно отвалил от себя Гонтаря.
- Докладываю, как бывшему члену ячейки, - куражился курчавый, - два
взвода ЧОНа с механического завода изъявили желание участвовать в операции.
Явка стопроцентная - и все ради ваших прекрасных глаз, Станислав Иванович, в
качестве личной охраны бывшего отсекра ячейки. Видал, как стоят? - несмотря
на юмористическую интонацию, в голосе парня была гордость