"Геннадий Файбусович. Марципанов, или 1001-й научно-фантастический рассказ (Журнал "Химия и жизнь", 1972, N 5)" - читать интересную книгу автора

профессор Семечкин. - Кукареку! - отозвалось эхо. Парабола анаболизировала
гиперболу. Гипербола катапультировала крышку. "Мю-мезоны, мю-мезоны,
мю-мезоны! К вашим услугам, - проговорил незнакомец и вытащил из-под ногтя
лучевой пистолет. Шагнув, робот подмял под себя изумленную Мусю. Любимая!
- проскрежетал он. - Звезды меркнут и гаснут. В огне облака. Крр... сигнал
подан. Четыре, три, два, один: бух! Т-т-т-т-т-т-т. Кукукукуку. 1234567. +
глава XII пролог эпилог диалог подлог".
Внезапно Марципанов схватился за голову. Он понесся в сарай. Минут
десять, сняв заднюю панель, он ковырялся в сложном переплетении
разноцветных проводов, прежде чем обнаружил, что замкнулись батареи
табулятора. Ему пришлось потратить добрую половину драгоценного выходного
дня на ликвидацию поломки.


Марципанов сидел в комнате и, наугад тыча вилкой в консервную банку,
просматривал очередное письмо. Писал врио замзава худотдела
научно-беллетристического альманаха "Крестики и Нолики":

"Уважаемый тов. Имярек,
Редакция поручила мне ознакомиться с Вашей рукописью... Повесть,
присланная Вами, написана правильным языком, читается легко и с интересом.
Вы, несомненно, талантливый человек. Можете и должны работать. Об этом
свидетельствует ряд мест Вашей повести, напр. на стр. 24 от слов:
"Николай, волнуясь, отодвинул заслонку. В самоваре вспыхнуло и загудело
пламя..." Однако образ Николая не самостоятелен, он создан Вами под
влиянием образа Ермолая из повести "Луч из-за туч" (регистрационный N
Л-670/12) автора Лукошкина, напечатанной в нашем альманахе. Сюжет
заимствован Вами у автора Жюль Верна, который использовал его в романе...
(дальше было неинтересно). Ввиду всего вышеизложенного..."

Марципанов отложил листок и долго расхаживал из угла в угол. В окно
косо светило заходящее солнце. Щелкали ходики.
Неуклонно повышая индекс занимательности, машина довела его до
предельного уровня - 100,0. Она добилась максимального насыщения текста
художественными деталями, доведя их количество в последнем, тысячном по
счету рассказе до 35 тысяч на один печатный лист. Научилась закручивать
интригу на десять с половиной оборотов... Но словно какой-то рок
преследовал изобретателя.
Журнал "Физика и Жизнь" отказался печатать великолепную, захватывающую
повесть о том, как было открыто вещество, не подчиняющееся закону
всемирного тяготения: ловкач Уэллс, чтоб его черти на том свете пощекотали
электромагнитной катушкой, уже использовал эту идею в барахляной книжонке
под названием "Первые люди на Луне".
"Химия-сила" вернула Марципанову рассказ о лекарстве, которое
излечивает рак: оказывается, об этом уже писал какой-то Чапек.
Каждый раз повторялось одно и тоже. Уже использовано, уже было...
Буквально все сюжеты были израсходованы. Обыграны все варианты. По меньшей
мере на триста лет вперед не осталось ни одного открытия, ни одной
мало-мальски приличной идеи, которая не была бы обсосана, облизана и до
последнего хрящика обглодана авторами научно-фантастических повестей и