"Александр Александрович Фадеев. Рождение Амгуньского полка" - читать интересную книгу автора

делали, а вы удрали с фронта, да еще орудий не даете". Ни черта не
помогает... Тогда уж и я разъярился. "Не дадите, говорю, начну садить по
лагерям из пулеметов..." Все-таки отдали...
Он весело засмеялся, и, глядя на боевые искорки в его зеленовато-серых
глазах, так же весело завторил ему Соболь. Двое в кожаных брюках скептически
переглянулись.
- Так вот, машиниста, - продолжал Шептало. - Я уж, брат, все службы -
тяги, пути, движения и еще, черт его знает, какие службы облазил. Никто!..
Наконец, этот старичок. "Мне, говорит, все равно умирать..." И поехал.
Ей-богу...
Соболь смотрел на исхудавшее белобрысое лицо начальника бронепоезда и
думал, что из этого парня будет толк. "Ничего, что немного звонит. Зато
делает дело..."
- Ребята у тебя надежные? - спросил он вслух.
- Ребята - что надо! - восторженно воскликнул Шептало. - Большинство со
Свиягинской лесопилки. Есть трое батраков из Зеньковки. Тут, брат,
комедия... Один из них рассказывал, что после Кедровой речки он дезертировал
домой. Так, понимаешь ли, собственная баба в избу не пустила. "Иди ты,
говорит, ко псу, сметанник". Ей-богу, так и сказала: "Иди ты ко псу". Сам
рассказывал. "Стало, говорит, мне соромно, я и вернулся..."
- А вы как к нему попали? - обратился Соболь к парням в кожаных брюках.
- Они не ко мне, - сказал Шептало. Его потрескавшиеся губы скривились в
насмешливую улыбку. - Это так... случайные...
- У нас разрешение в Советскую Россию, - сказал один из них. Это был
молодой белокурый парень с тонкими и правильными чертами лица.
- Так, - сказал комиссар. - Ну, мы еще поговорим. Шептало, можешь идти.
Он долго и пристально разглядывал оставшихся в купе. Его маленькие
черные усики странно топорщились. Все трое молчали.
Соболь хорошо знал обоих по совместной работе во Владивостоке.
Белокурый был матросом из музыкантской команды Сибирского флотского экипажа.
Его товарищ, горячий, неутомимый латыш, слесарил во временных мастерских. В
те времена это были на редкость хорошие ребята.
- Как же вас выпустили из Владивостока? - спросил комиссар пытливо.
Белокурый звучно рассмеялся:
- Там сейчас такая неразбериха, что кого хочешь выпустят. Везде
хозяйничают японцы. Наши прячутся по слободкам. Старик Крайзельман совсем
потерял голову. Когда мы ему подсунули бумажку, он сразу подписал. Я еще
сказал Артуру, что, подсунь ему его собственный смертный приговор, он бы так
же подписал. Факт!
При его словах латыш нервно дернулся на койке.
- Разве у нас вожди?! - резко закричал он. - У нас сапожники! Все
потерьяли голову, мечутся, как угорелеватые. Мы думали, шьто хоть на фронте
порьядок, а тут у вас тоже... Скорей бы уйти к черту из этого краю...
Он выразительно махнул рукой, и вся его мускулистая, чуть сгорбленная
фигура, казалось, говорила о том, что он не желает больше об этом
разговаривать.
- Так, - снова сказал комиссар. - И что же вы думаете делать в
Советской России?
Его голос чуть заметно дрожал.
- Я проберусь в Латвию, - буркнул латыш.