"Евгений Евтушенко. Слух о моем самоубийстве (Невыдуманная история) " - читать интересную книгу автора

Гали, руководителя советской кинематографии Шумяцкого - и потом с десяток
лет отсидевший сам в бериевской одиночке, а ныне генерал КГБ в отставке,
оргсекретарь Московской писательской организации Виктор Ильин и секретарь ее
парткома Иван Винниченко - всегда с масляной умильностью улыбающийся - даже
в самых неподходящих ситуациях. Они не без удивления смотрели на нас с
Женей, на трехлитровую банку томатного сока, переминались.
- Ну что вы сидите в этой кухоньке, прячась от собственного народа,
укоряюще покачал головой Ильин. - Я сразу, конечно, понял, что информация о
вашем самоубийстве - очередная западная "утка". При вашем-то завидном
жизнелюбии, - и он не без некоторой зависти хохотнул, - и при вашем
"женолюбии"... Но народ дезориентирован. Словом, не отсиживайтесь дома,
покажитесь народу, походите в рестораны, постреляйте в потолок пробками
вашего любимого шампанского, а заодно захватите и вашего дружка Эрнста
Неизвестного.
- Мы вот тут выделили вам кое-какие скромные деньги на ресторанные
расходы, - блинно замаслился Винниченко, застенчиво кладя на край стола
почтовый конверт.
Когда они ушли, мы с Женькой, покатываясь со смеху, вскрыли конверт, на
котором было почему-то совсем не подходящее к апрелю "С Новым годом". Сумма
была действительно скромная - 100 рублей, но при сдержанной закуске на нее
тогда можно было немало выпить.
Мы с Женей поехали к Эрнсту в мастерскую и начали втроем "показываться
народу", стреляя пробками шампанского в потолок ресторана ВТО и стараясь
сделать это так, чтобы они рикошетом попадали внутрь стеклянного плафона.
Через несколько дней в Московской филармонии, где работала моя мама,
состоялось общее партсобрание. Выступавший на нем секретарь райкома
патетически воскликнул:
- Пусть коммунистка Зинаида Евтушенко объяснит нам, как она смогла
допустить такое хулиганское поведение ее сына, когда, вместо того чтобы
ответить на товарищескую критику честной работой, он шляется по ресторанам,
да еще и с небезызвестным скульптором Неизвестным, стреляя пробками по
потолкам...
В президиуме неожиданно поднялся секретарь МК по идеологии и сумрачно
пояснил:
- Для справки. Товарищ Евтушенко посещал рестораны по заданию парткома
Московской писательской организации.
Раздался громовой хохот.
Наши пробки просвечивали в том плафоне долгие годы, до того, как ВТО
сгорел, напоминая мне о Жене Урбанском, который впоследствии трагически
погиб на съемках в пустыне, когда он отказался от помощи дублера и сам повел
"газик" для прыжка через барханы, оказавшегося смертельным; об Эрнсте
Неизвестном, в конце концов выпихнутом в эмиграцию; о наших общих надеждах,
предательски растоптанных историей, - а может быть, история просто-напросто
проверяла эти надежды на выживаемость?..
Слух о моем самоубийстве держался тогда довольно долго.
Однажды утром ко мне зашел благородно седой, хотя и с легкомысленной
курчавинкой, спортивный журналист. Он был, как всегда, безукоризненно одет,
с белоснежным уголком платочка из нагрудного кармана, а также ярко-желтым
кожаным портфелем, не оставлявшим сомнения в несоветскости происхождения,
даже скрип его кожи был какой-то не наш, и как-то по-ненашему оптимистично