"Евгений Евтушенко. Мама и нейтронная бомба " - читать интересную книгу автора

с несколькими мухами,
засохшими вместе с чернилами.
"Я здесь пишу... -
застенчиво пояснил профессор
и, пригубив из рюмки с крошками пересохшей пробки,
доверительно добавил: -
И здесь я люблю".
Профессор вздохнул
мучительным вздохом отца семейства,
и только тогда я заметил главный предмет в квартире:
тахту.
На тахте были разбросаны
в хорошо продуманном беспорядке
пожелтевшие козьи шкуры,
подушечки в виде сердец.
Как бы случайно
с края тахты свисала
как бы забытая
женская черная перчатка,
от которой не пахло никакими духами,
и пыль на подушечках жаловалась беззвучно
на то, что на этом ложе никто не любил давно.
Над тахтой висела картина
с толстым продувным фавном,
играющим рыжей наяде на дудочке где-то в лесу.
Благоговейно разувшись,
профессор взобрался на ложе
и снял осторожно картину с гвоздя.
Под картиной оказалась дверца
вделанного в стену сейфа.
Профессор открыл его ключиком,
висящим на цепочке медальона,
где хранились локоны его четырех детей,
и достал из сейфа альбом -
краснобархатный,
в тяжких застежках, -
взвесил его на ладони
и, побледнев, признался:
"В этом альбоме все
о всех, кого я любил..."
И фавн захихикал,
мохнатым локтем
толкая в розовый бок наяду.
Профессор задергался,
профессор спросил:
"Скажите,
вы самолюбивы?"
"Не болезненно..." -
без особой уверенности ответил я.
"А я - болезненно, -