"Александр Евсеев. Перевалы (Сб. "Необычные воспитанники")" - читать интересную книгу автора

лошадь на дне кажется величиной с мышь. И наряд по такой тропинке идет в
любую погоду: ураган ли, метель ли, туман ли - все одно - шагают
пограничники, несут свою службу. Ну, привык по прошествии времени ко
всему. И тогда только почувствовал, увидел необыкновенную красоту гор.
Ранним утром снежные вершины становятся сначала нежно-розовыми, потом
словно вспыхивают. Солнца еще не видно, небо темноватое, а в высоте будто
гигантские факелы пылают. Пламя их постепенно светлеет, золотится, и вот
уже день наступил и вершины сверкают алмазными зубцами.
А небо какое! Густо-синее, такого нигде не увидишь, только в горах... А
воздух до того прозрачен, что небольшую горную курочку-кеклика видно
километра за полтора...
Вскоре назначили к нам в отряд нового начальника штаба. Откуда-то он
прослышал, что я музыкант, тромбонист - не знаю. Но однажды вызывают меня
с заставы в штаб, и начальник дает задание: организовать оркестр.
Инструменты? Есть инструменты.
Не больно много, старенькие, но на первый случай вполне сгодятся. Ну, я
уже знал, кто из пограничников на баяне, на гитаре или балалайке играет.
Первым делом этих привлек, а там пошло. Народу в отряде немало, и трубачи
отыскались, и кларнетисты, и барабанщики. Совсем даже неплохой оркестр
образовался, не духовой, правда, а сводный, смешанный. И тромбон мой пел
серебряным своим голосом, и звонкое эхо катилось по ущельям
далеко-далеко... В тот день, когда радио принесло весть о том, что наши
войска перешли государственную границу СССР и гонят фашистов к их логову,
в отряде устроили целый концерт.
Начали его песней "Священная война", а закончили "Интернационалом"...
Служил я на границе до самого конца войны.
Осенью 1945 года вернулся в Москву, в свой оркестр Высшей школы НКВД.
Вскоре семьей обзавелся - поздновато, конечно, да что поделаешь, так жизнь
сложилась. И нескладно получилось, что вскоре после женитьбы стало у меня
здоровье сдавать. В 1952 году пришлось демобилизоваться. Стал я
пенсионером в совсем еще непенсионном возрасте. Но продолжал работать
помалу, да и музыку не бросил...
А теперь давайте решим: худо или хорошо сложилась у меня жизнь? Не
довелось мне стать видным руководителем, большим начальником. И
прославиться я не сумел, сделаться лауреатом Всесоюзного конкурса или, тем
более, высокой нашей премии. Был я и остался человеком средним, таким же,
как миллионы наших советских граждан. Но ведь это и есть высокое звание и
завидная доля, разве не так? Сиротское злосчастие толкнуло меня в топкое
болото преступлений, а Советская власть из того болота вытянула. Советская
власть - в лице чекистов и всей Болшевской коммуны.
Мальчишкой-несмышленышем я услышал звук трубы и всем сердцем потянулся к
музыке. Но только в коммуне смог стать музыкантом. Простой у меня был
инструмент - не скрипка, не рояль, не арфа. А все равно сопричастен я к
славному племени музыкантов, которые своим трудом и искусством веселят
человеческое сердце и очищают душу. В этом - радость моя и гордость.




Необычные воспитанники. Н52. Сборник. М., "Знание", 1976.