"Лариса Евгеньева. Лягушка " - читать интересную книгу автора

обычного, голосом и протянул вперед зловеще-черные руки. - Таков мой
долг!..
И дальше - то повышая голос, то переходя на шепот, замедляя речь или
убыстряя почти до скороговорки. По-прежнему стояла тишина, лишь
потрескивали изредка догорающие головешки прощального костра.
- Задую свет. Сперва свечу задую, потом ее.
Дина всхрапнула - еле слышно. Потом свистнула носом - чуть-чуть.
Марат, трагически вещавший, ничего не услышал, но зато робко хихикнул
кто-то из младших, сидевших у помоста. На него зашикали.
- На свете не найдется Прометея, чтоб вновь тебя зажечь, как ты была!
Дина всхрапнула громче и, приоткрыв один глаз, покосилась в сторону
младших - там уже двое, корчась, зажимали ладонями рты.
- Должна увянуть сорванная роза, - сказал Марат с первыми признаками
беспокойства.
Сонная муха - о, дорогая мушечка! - села на палец голой Дининой ноги,
торчащей из-под покрывала. Дина задергала пальцем, сгоняя муху, а в
публике взметнулся чей-то истерический смешок:
- О-ха-ха!
- Я за... задушу тебя, - сказал Марат прерывающимся голосом и умолк.
Дина чуть приоткрыла оба глаза и, щурясь, поглядела на него сквозь
ресницы, слегка приподняв голову. Он стоял вполоборота к ней, глядя в пол,
и теребил складки плаща. Наверное, он побледнел, хотя под краской этого не
было видно. Удовлетворенная Дина закрыла глаза и откинулась на подушку.
Это тоже было замечено новыми приступами хихиканья.
Марат молчал. Шли секунды.
- Я... задушу тебя, - растерянно повторил он и снова умолк.
- И от любви сойду с ума, - не разжимая губ, подсказала Дина, однако
у нее получилось: "Иа-уи-оу-уа".
В первом ряду кто-то прямо-таки взвыл от хохота.
- И от любви сойду с ума, - послушно повторил Марат и продолжал
каким-то бесцветным и механическим, словно говорящая игрушка, голосом, все
так же теребя плащ, который в том месте стал уже черным от перешедшей с
рук ваксы: - Последний раз, последний! Я плачу и казню, совсем как небо,
которое карает, возлюбив. Она проснулась.
- Это ты, Отелло? - тоненьким голоском благонравной девочки
проговорила Дина.
- Ты перед сном молилась, Дездемона?! - Это проговорили - нет,
прокричали, провопили все зрители вместе с Маратом, а он затем прямыми,
несгибающимися ногами шагнул к ложу и наклонился к Дездемоне.
Свежий запах свеженачищенных ботинок шибанул в нос Дине, и она,
честное слово, совсем не собираясь этого делать - уж очень жалко выглядел
сейчас Марат, - громко и со вкусом чихнула и лишь затем ответила:
- Да, дорогой мой.
И далее они могли бы с таким же успехом просто шевелить губами,
потому что кругом стоял оглушительный и всесокрушающий грохот. Ребята
хохотали, рыдали, всхлипывали и плакали от смеха, икали, ойкали, пищали и
визжали, валялись на земле, дрыгали ногами, молотили по коленкам кулаками,
тузили и толкали в восторге друг друга, а Света Савельева, вскочив на
ноги, запрокинула голову к звездному небу и закричала от полноты чувств,
словно влюбленный ишак: