"Иван Евдокимов. Левитан " - читать интересную книгу автора

бороду. Василий Григорьевич отступил на шаг и неудержимо смеялся. Ученики
подхватили его смех. Алексей Кондратьевич осторожно взял два самых больших
куска стекла и попробовал их вставить обратно в раму. Хохоча, Перов вынул из
его бороды несколько стеклышек.
- Ну, стекла, Василий Григорьевич, бьют к счастью, - сказал Саврасов,
приходя в себя. - А кто виноват? Вы. Из-за вас я выбил. Я прошу отпустить
меня на три недели. Я себя знаю... Это не каприз, Вы не соглашаетесь. Мне
ничего не остается, как буянить.
Василий Григорьевич подумал и ответил:
- Так и быть. Пусть по-вашему.
Алексей Кондратьевич повеселел, сунул в нагрудный карманчик остатки
своей вербы и устремился из мастерской. Левитан не сводил с него глаз.
Саврасов задержался на минутку около юноши, улыбнулся ему, ткнул пальцем в
ту часть этюда, которая казалась самому ученику слабой и еще неудавшейся, и
сказал:
- Так бы весь холстик надо написать... Тут от души... А правая-то
половинка - умничанье... Душа в холодном погребку... Краска - и больше
ничего.
В перерыве между занятиями Левитана окружила толпа учеников. Он должен
был
двадцать раз повторить, что сказал Саврасов. Юноша сразу вырос в глазах
всех. Завистники постарались умалить похвалы Алексея Кондратьевича,
посмеиваясь над его слабостью к спиртным напиткам.
- Слышали, - сказал один из таких недоброжелателей, каких всегда
особенно много в художественной среде, - Саврасов у Перова просился в
отпуск. Запьют "Грачи"! Прощай, весна! Самое лучшее время для пейзажистов
Алексей Кондратьевич прогуляет.
- Исаак, - подхватил другой, - ты бы тоже к водке пристрастился. Ну,
тогда в глазах Саврасова тебе бы цены не было.
Они злословили. Более правдивые ученики открыто укоряли их в зависти и
принимали сторону Левитана. А он молчал, полный задумчивости, гордый
общением с Саврасовым, хотя бы мимолетным и случайным.
Снова Алексей Кондратьевич появился в школе раньше, чем рассчитывали
зложелатели. Следы огромной усталости лежали на его лице, желтом,
дергающемся и поцарапанном. Левитан неожиданно столкнулся со Саврасовым в
коридоре. Алексей Кондратьевич знакомой стремительной походкой пробегал к
своей мастерской, узнал Левитана, весело закивал на его поклон, шутливо и
ласково растрепал аккуратную прическу юноши и помчался. Левитан смотрел
вслед, счастливый, красный и растроганный.
На другое утро Василий Григорьевич Перов сел рядом с юношей,
внимательно посмотрел его этюд и сказал:
- А вам, Левитан, не хочется поработать у Алексея Кондратьевича
Саврасова?
Ответа можно было не спрашивать. Юноша вспыхнул и спрятал глаза, как
прячут их влюбленные. Он очень похорошел. Василий Григорьевич залюбовался
им. Левитан вообще отличался редкой красотой. Черты его смуглого лица, точно
загоревшего от солнца, были удивительной правильности и тонкости. Темные
полосы юноши вились. Но главное обаяние Левитана заключалась в его огромных,
глубоких, черных и грустных глазах. Таких редких по красоте и
выразительности глаз нельзя было не заметить даже в большой толпе.