"Александр Етоев. Изгнание из рая" - читать интересную книгу автора

нешней периодике. "Эволюция эмблематики Следопытов", предс-
тавляешь? - Горбовский хлюпнул, - наверное, усмехнулся. - От
семиугольной гайки к черному семиугольнику на красном поле.
И сколько там умных слов. И кого там только не приплетают.
Даже Пикассо с его теряющим плоть быком.
Горбовский постарел еще больше. Я, наверное, тоже. Судя
по облику моего двойника в голозеркале, которое я включаю по
утрам, когда бреюсь.
Мы шагали по петляющей между хвойных стволов дорожке, ос-
торожно переступая корни и снующих по корням муравьев.
Разговор шел медленно, петлями, как эта медленная тропа
под ногами, все время убегая от главного, цепляясь за мелочи
и крючки, которые нам подсовывала природа: сосновый бор,
вбирающий чахотку и солнце и выдыхающий кислород и свет; не-
бо в редкую облачную полоску; рыжую больную сосну, которая
вблизи оказалась кедром.
Горбовский покачал головой, жалея раненый ствол, отломал
от него засохшую ветку и сказал, изучая оспяные пятна смолы:
- "Стрела" опоздала на шесть часов. Спасать уже было не-
кого...

10

Первое, что он увидел, это выпяченные глаза Камилла. Они
глядели мимо него, пустые, ни света, ни удивления, окольцо-
ванные буграми век.
Воздуха не хватало, а может быть, его было слишком много
- пустого, тяжелого воздуха, настоянного на гибели и тоске.
Горбовский попытался вдохнуть, в легких лопнули пузырьки,
и сердце обожгло болью.
Он лежал под открытым небом, в котором плавали две луны -
два глаза человека-нечеловека, и больше не было ничего.
- Все кончилось. - Голос Камилла прозвучал спокойно и су-
хо; таким, наверное, говорят ящерицы и рыбы, если их обучить
человеческому языку. - Волны больше нет.
"Люди?Т" - взорвалось в мозгу Горбовского. Тень чего-то
прошла по его лицу, и он почувствовал липкую холодную тя-
жесть, навалившуюся на лоб и виски.
Это была рука, его собственная и одновременно чужая. Он
провел рукой по лицу, нащупал ворот сорочки, потеребил пуго-
вицу.
- Люди? - спросили губы.
Глаза Камилла исчезли, и на их место взошли другие, испу-
ганные и очень знакомые.
- Леонид Андреевич, как вы? - спросили эти глаза.
- Я? - сказал он и вдруг понял, что он - живой, что Волны
больше нет, все кончилось. "Кончилось?" Он попробовал при-
подняться, было трудно, но получилось. Чьи-то руки хотели
ему помочь, но он резко замотал головой: - Я сам, не надо.
- Леонид Андреевич, вам нельзя. - Он узнал эту женщину, и