"Александр Етоев. Изгнание из рая" - читать интересную книгу автора

Горбовским сварил такую уху... ой, какая была уха - тройная,
а потом жарил камбалу на костре. Слушай, надо срочно добыть
огонь. Я с голода помираю..."

6

"... Солнце словно приколотили к небу гвоздем, я различил
даже зыбкую точку шляпки на круге белого пламени, когда
смотрел сквозь узкий полупрозрачный лист не то ясеня, не то
ильма.
Потом точка медленно сползла с круга и яркой каплей прыг-
нула вниз, к земле. Ее сразу же подхватил ветер, вертикаль,
по которой она летела, стала косо смещаться к югу, и что-то
в этом было знакомое; я напрягся и вспомнил - что.
"Таймыр". Наше с Кондратьевым возвращение. Таким нам по-
казывали его по видео.
Я облизнул губы, словно слизывал с них горькую, кровяную
соль - как тогда, на горячей, мокрой после посадки земле.
"Наваждение". Я палкой пошевелил в костре.
Шейла крутила вертел с недопеченными яблоками.
Из-за деревьев вышел олень, вытянул голову в нашу сторону
и стал тереться боком о ствол.
Я подумал о жареной оленине, но вслух говорить не стал,
мало ли что подумает Шейла.
А та не думала ничего: голая, в чем мать родила, она по-
дошла к оленю и погладила его золотистый бок. Как будто это
была кошка или собака.
- Шейла... Жалко, что нету камеры. Вас бы сейчас заснять.
Я бы назвал этот снимок "Возвращенный рай", - сказал я и
сразу же вспомнил про рай потерянный.
В костре треснула головешка, пепельный уголек выпрыгнул
из огня и ужалил меня в лодыжку. Я отдернул ногу и чертых-
нулся.
Олень вздрогнул и медленно, боком, отступил в зеленую
тень.
Потом мы ели печеные яблоки, молчали и глядели, как уми-
рают угли. Говорить ни о чем не хотелось. Хотелось сидеть
так вот рядышком и слушать ее молчание.
- Это была олениха, - сказала Шейла и закрыла глаза.
Потом мы оба уснули, и мне снился Потерянный рай..."

7

Господь Бог был похож на Леонида Андреевича - и голосом,
и лицом, - только улыбался он как-то неестественно и серди-
то, такой улыбки я у Горбовского никогда не видел.
За широким, во всю стену, окном светило солнце XXII века,
птицы XXII века растворялись в его сиянии, белели лаборатор-
ные корпуса, по малиновому стволу сосны воровато скользила
белка; все было привычно и мило - так привычно и мило, что