"Александр Этерман. Мандарин" - читать интересную книгу автора

предмета, который хотят продемонстрировать в выгодном свете, и бухта
засветилась в сиянии наступающего дня. Н. знал, что это ненадолго - солнце
поднимется выше, розовые блики улетучатся, берег станет зеленым, море -
синим, а проявления восторга - совершенно неуместными, во всяком случае для
тех, кто привык к соленой воде и чистому воздуху. Тогда он, пожалуй,
поднимется на палубу. Что же до того, что одновременно розово и непреходяще
- лепестков жасмина, цветущего на краю частных делянок, спускавшихся почти к
самому берегу - то он, слава Богу, вовремя распорядился отплыть подальше,
пока они еще не приелись, - их не видно, не слышно, а главное, от их
пронзительного запаха не закладывает нос.
Бухта обходила маленький корабль правильным полукругом, впрочем,
обманчиво правильным - любой залив представляется изнутри, и тем паче с
берега, более вогнутым и безопасным, чем его следовало бы считать. Так скала
или дерево, если на них взобраться, кажутся сверху очень высокими, а с
земли, снизу, напротив, какими-то недомерками. Так залив на карте - всегда
страшно мал, и все тут.
Корабль, большая паровая яхта, явно не новая, с пышным белым парусным
оперением - почти бездействовавшим, но довлевшим над синим и зеленым, - на
фоне которого черная труба казалась нелепой и глупо встроенной, тем более,
что из нее давно уже не валил дым - хотя именно она дотащила яхту в Тинь-Ха
без приключений несмотря на многомесячный штиль - корабль стоял в
полукилометре от берега, как и требовало письменное предписание, наклеенное
на его борт в Шанхае. Берег казался с корабля узеньким зеленым браслетом,
гладеньким, как и должно браслету, так что маленькие неровности, возникшие
где-то посередине, там, где чайные домики вгрызались в горизонт, вполне
могли сойти за зубчатые ниши, уготованные для драгоценных камней, которыми
его не успели украсить. Только кое-где домики, выступившие из тени, казались
белыми под прямыми солнечными лучами - точь в точь как блики света на
металле. Н. знал, что там, на берегу, - бескрайние рисовые поля и фруктовые
плантации, но знать - совсем не то, что видеть или верить, - с тем же
успехом можно было подойти вдвое ближе или насколько там позволит осадка или
отплыть вдвое дальше - откуда угодно берег должен был казаться ровным
убаюкивающим браслетом, прежде всего оттого, что до какой-то степени он
действительно таким и был. Кстати, береговым жителям даже не пришло в голову
выкрасить в зеленое дощатые мостки, далеко уходившие в воду, - они так и
остались некрашеными и потемнели от водорослей и едкого воздуха.
Бухта вполне оправдывала свое название. Свежий утренний ветер нисколько
не колебал мраморно-сине-зеленую воду, даже не рябил ее, хотя и одевал в
белые барашки крутые корабельные борта. Местные рыболовные суденышки уже
кружились на порядочном расстоянии от берега и от корабля одновременно,
видимо, оттого, что они мешали им в равной мере. Их по-азиатски изогнутые
паруса легко скользили, почти прижимаясь к воде, откуда-то добирая скорость
и вращательный момент, которые недодавал ветер, пока наконец не застывали на
заранее уготовленных местах, разумеется, по воле своих хозяев. Рыбаки,
которые провели всю ночь в море, возвращались домой в то время, как их
отдохнувшие коллеги, отстоявшие свое у берега, спешили им навстречу - но это
были поздние, запаздывающие пташки, поскольку все, кого по-настоящему
заботил улов, вышли в море и откружились еще до рассвета. "Счастливые люди,
- подумал Н., - дабы поймать свое, им достаточно выйти в море пораньше и
удачно выбрать место. Во Франции им пришлось бы обзавестись большими