"Кирилл Еськов. Паладины и сарацины ("Баллады о Боре-Робингуде" #3) " - читать интересную книгу автораиз вагона сквозь панически расступающуюся публику - и вряд ли народ уступал
бы дорогу шустрее, даже ежели объявить по громкой связи, будто означенные пакеты набиты гексагеном пополам с заокеанским белым порошком из мелко нашинкованной сибирской язвы... Стиснутая в первом ряду матрона в очках-хамелеон тщетно пытается прикрыться от этой газовой атаки сложенной вчетверо газетой - так, что вполне можно прочесть крупно набранный заголовок: "Штаты начали бомбить Афганистан: ТОЧЕЧНЫЙ УДАР ПО ГРАБЛЯМ"; мужичонка напротив отгораживается прижатым к груди томиком с надписью "В КРУГЕ ПЕРВОМ" (вот ведь наловчились сиквелы штамповать, а? - не успели, понимаешь, в школьную программу вернуть "Божественную комедию", и уже пожалте вам...); оба-два провожают лохмотника испепеляющим взором. Тот же, покинув вагон, шаркающей походкой направляется к переходу на радиус: надо думать, ему пора на промысел при Трех вокзалах. ...Это неправда, будто после ядерной войны в радиоактивных руинах мегаполисов выживут одни лишь тараканы и крысы: еще уцелеют бомжи - этих, воистину, никакой палкой не убьешь. Во всяком случае, это единственная категория "уважаемых москвичей и гостей столицы", в отношении которой даже отмороженная московская милиция неукоснительно соблюдает habeas corpus ; я бы так даже сказал - несколько этот самый habeas абсолютизируя... Пройдя переходом и поднявшись по эскалатору, бомж достигает ярко освещенной площадки над задним торцом Комсомольской-радиальной. Влево уходит спускающаяся к поездам лестница; прямо, за фалангой турникетов, простирается сумрачная галерея, ведущая к Казанскому вокзалу и камерам хранения. Надобно заметить, что облицованная медвяно-охристой плиткой Комсомольская-радиальная, с ее колоннадой и вторым ярусом внешней галереи, вообще создает отчетливое ощущение приличного языческого храма (тут бы музыку какую, что ль - типа марша Победителей из "Аиды"). Торцевая же стенка ее, вдоль которой сейчас движется наш обремененный сине-белым "Седьмым континентом" лохмотник, прорезана, будто жаберными щелями молодой акулы , полудюжиной узких глубоких ниш под телефон-автоматы. Вот в предпоследнюю из этих пещерок и заныривает вдруг наш знакомец - перепаковаться? или отлить? - с этих бомжей ведь станется... Крупный план: побурелые от въевшейся грязи пальцы наворачивают телефонный диск... Впрочем, понимающий человек непременно отметил бы тут некоторую несообразность: ногти у нашего бомжа хоть и демонстративно-грязные, но внешний край их слишком уж аккуратный, не искрошенный... - Алло! Саша?.. Узнал?.. 2 За огромным зеркальным окном высотки рубиново-алмазной осыпью по черному ювелирному бархату раскатилась во все стороны московская панорама. Офис обставлен с дорогостоящей спартанской простотой - той самой, что по нынешнему времени служит вернейшей приметой настоящих, длинных , денег. Вокруг овального стола - шестеро, чьи лица совершенно незнакомы не только рядовым телезрителям, но и всезнающим телерепортерам (оно и правильно: где они нынче, все те, что тогда позировали где ни попадя? Нетути их - |
|
|