"Банана Есимото. Озеро " - читать интересную книгу автора

дома напротив.
Я по привычке смотрела из окна на улицу. Накадзима то же самое делал из
окна своей квартиры. Мы стали обращать внимание друг на друга и в какой-то
момент даже здороваться. Пожалуй, это редкий случай для столичного города,
когда люди вот так запросто встречаются глазами, стоя у окна, и после
приветствуют друг друга. Для провинциального городка, откуда я родом, это
было обычным делом, но Накадзима был не из таких. В нем было что-то
пугающее. Меня настораживало ощущение, что он словно не боится смерти, будто
живя на самом дне.
Может, именно тогда мы почувствовали какое-то духовное родство.
Выпало, мое слабое, едва уловимое восприятие его, стоящего у окна,
превращалось в картину. Когда он в задумчивости облокачивался о подоконник,
обнажая свои худые запястья, Накадзима светился какой-то дикой красотой.
Со временем я стала вставать по утрам и бежать к окну, чтобы в доме
напротив увидеть окно Накадзимы. Мне не было дела до того, как я выгляжу:
переоделась ли, причесана ли. Я воспринимала его как своего старого
знакомого или просто вид из окна. При этом я почему-то твердо верила, что мы
вовсе не сближаемся.
Но если сам Накадзима не появлялся в окне, то я видела идеально
развешанные на просушку вещи после стирки. Вещи и правда были отлично
расправлены, словно он обладал каким-то секретом мастерства сушки одежды.
Казалось, их можно снять и без всякой глажки сразу же надеть. Если сравнить
с моим способом сушки вещей, то я попросту скатывала их валиком и вывешивала
за окно. Если вдруг в проеме окна возникал силуэт девушки, которая явно
чувствовала себя там непринужденно и, похоже, была старше по возрасту, то я
думала: "Ага, оставил у себя подружку на ночь. Старается изо всех сил".
Так постепенно мы шагом за шагом стали вились все ближе друг другу.
Наступила зима, но, несмотря на холод, я все так же любила стоять у
окна. Мы часто махали руками друг другу.
"Как дела?" - спрашивала я.
"Все хорошо!" - Не слышала, читала я по губам, а он улыбался мне.
Это судьба, что там, в доме напротив, обитал именно Накадзима. Другой
не смог бы понять и разделись мои чувства. Из-за того, что ежедневно мы
смотрели в окна друг на друга, мне стало казаться, будто мы живем вместе.
Когда он тушил свет, я думала: "Вот, Накадзима уже пошел спать, и мне,
пожалуй, пора ложиться". Стоило мне вернуться из поездки к родителям и
открыть окно, как из окна Накадзимы доносилось: "С возвращением!"
Мы даже сами не заметили, как такое естественное участие в жизни друг
друга и умение безошибочно отличать из всех шумов звук открывающегося окна
стали началом любви.
Вскоре наступил долгий период прощания с мамой, во время которого мне
приходилось постоянно мотаться между домом и своей квартирой в столице.
Тогда возможность вернуться к себе и увидеть свет в окне Накадзимы явилась
для меня спасительной отдушиной. В те тяжелые дни это было подлинным
счастьем.
Там, в родительском доме, оставалось много добрых воспоминаний о папе и
умирающей маме, но вечерами я одна-одинешенька садилась в поезд, чтобы
вернуться в свою квартиру, поскольку ребенком у мамы я была тоже
одним-единственным.
Мне не с кем было разделить этот путь.