"Ксения Кривошеина. Недоумок" - читать интересную книгу автора

- Это кто, деда? - робко спрашивает Шурик.
- Ах ты, гаденыш, это кто тебе "дед"?!
- Это кто, "папа", лезет? - робко переспросил мальчик. Он почувствовал,
как у него задергалось веко противным тиком, а потому прикрыл глаз ладошкой,
чтобы "отец" не увидел.
- Гады - это те, кто против Советской власти, против нас! Это ты на всю
жизнь запомни, выблядок. Я твой отец, а не тот, которого я бы завел в подвал
да собственными руками пришлепнул бы. Эхма, нет у меня той власти, а то бы
я...
- Ешь оладушки, мой хороший, да беги в школу. Не забудь, вечером к тебе
пианистка приходит.
Ненавистная учительница музыки, гаммы, треньканье "собачьего вальса",
дед слушает все через стенку. Один брючный ремень висит в прихожей, другой
над кухонным столом, третий у Шурика над кроватью.
Мать жила в Москве отдельно, и виделись они раз в месяц. Она приезжала
к нему всегда в один и тот же день, 30-го числа. Почему? Он долгое время не
мог этого понять. Потом услышал случайный шепот бабушки с почтальоншей о
деньгах, алиментах. Мать приходила на следующий день. Она целовала его,
разворачивала липкую бумажку петушка на палочке, он сразу совал красный
леденец в рот и долго его сосал. Мать проходила в комнату, возвращалась
через десять минут, опять нагибалась к нему, и он уже полным ртом сладкой
слюны целовал ее на прощание. Шурик никогда не спрашивал, где она живет и
почему никогда не позовет его к себе. Ее волосы почти каждый раз меняли
окраску по моде, она была одета в новую узкую юбку, высокие каблуки делали
ее похожей на принцессу из сказки. "Только та была на горошине", - думал
Шурик.
- Меня ждут в машине... Дай поцелую, фу, какой ты липкий... Мам, батя,
скоро позвоню! - Обитая дермантином тяжелая дверь с треском захлопывалась.
Иногда Шурик, прыгая через ступеньки, сбегал по лестнице вниз, торопился
успеть быстрее лифта. Она спускалась с их шестого этажа, а он уже внизу, еще
раз на прощанье обхватывал мать за колени. Во дворе ее ждало такси.
Петушок во рту не успевал растаять, а пальцы сжимались в липкие
кулачки, которые он прятал в карманах.
Его постоянно дразнили в школе, частенько били, рос он каким-то
недокормышем, несмотря на "отцовские" особые продовольственные пакеты,
которые привозил шофер дядя Миша. Всегда у них были зимой помидоры, виноград
и мясная вырезка. Больше всего он любил бананы, но они появлялись только к
Новому году.
Умер Сталин. Дед люто запил, и ремень все чаще гулял по худенькой
заднице Шурика. Ночное писанье в постели стало почти каждодневным. Бабушка
скрывала это от "отца". Ей было страшно. Запой деду простили, он был на
заводе "спецом", завпарткомом, заслуженный и медалированный ветеран. Скоро
деда наградили. Органы посылали его руководить строительством авиазавода в
Польше. Бабушка и Шурик ехали вместе с ним.
Три года, проведенные в Варшаве, остались на всю жизнь самыми
счастливыми. Он перестал видеть во сне мать, перестал мочиться во сне, дед
больше не лупил его, так как целыми днями был занят на заводе. И еще он
как-то помолодел, мурлыкал фронтовые песенки, вместо "Беломора" стал курить
болгарские сигареты. В этом советском дипломатическом "варшавском гетто"
разрешалось мало, выходить за территорию можно было только с бабушкой и