"Василий Ершов. Таежный пилот (Мемуар)" - читать интересную книгу автора

обнаружили под дном реки, под пятиметровым слоем гальки, вторую реку, еще
чище и холоднее верхней. Оттуда и забирается вода для питья, по сей день, и
не надо ей никаких сложных систем очистки. Все мы пьем енисейную воду прямо
из-под крана и ухмыляемся над всеми этими калгонами от накипи и придуманными
в заразной Европе питьевыми фильтрами.
Нет на свете воды чище, холоднее и вкуснее енисейной! Я всю страну
облетал, всякую воду пил... ну, еще ангарская такая же, только теплее.
Лучше - нет.
Воду в Енисейске в наши времена возили речную, из проруби,
автоцистернами, по расписанию, и в каждом доме стояли бочки, и в
сорокаградусный мороз люди с ведрами бегом мчались и выстраивались в очередь
у закопченного крана, обдуваемого выхлопом через присобаченный к глушителю
для тепла шланг. Пока мы, небожители, летали, жены наши надрывались, бегом
таская тяжелые ведра по обледенелым ступенькам. Они тогда еще не слыхали
слюнявого словечка "гламур" и по сей день его не приемлют.

Садимся в Назимово, большом селе на самом берегу реки. Мальчишки
подъехали на мотоцикле, предлагают свежую осетрину и стерлядку. Осетрина
2.50, стерлядка 2 рубля кило. Мы с Федором Терентьичем сомневаемся, не
снулая ли. Снулой рыбой, умершей на самолове, можно отравиться насмерть:
первое, что вынимают из осетрины - упругий стержень вязиги, спинной мозг. Он
у мертвой рыбы - самая отрава. Ребятишки клянутся, что час назад рыба еще
шевелилась.
Я привез домой ведро осетрины, молодая супруга стала ее жарить, потом
тушить... Большая посудина ее кулинарных изысков застыла в холодильнике.
Утром нам на завтрак полная кастрюля заливной осетрины - каких денежек это
стоило бы в шикарном московском ресторане... Мы лопаем ее ложками, с
отварной картошкой, обычное дело.
Жареный буржуйский рябчик в столовой аэропорта Подкаменная Тунгуска -
надоевшее рядовое блюдо; разнообразим его тарелкой лепленных вручную
пельменей и солеными, аж синими груздями. В Сибири груздь не закуска - еда;
солят бочками, продают в магазинах килограммами, и - с вареной картошечкой,
луком и сметанкой...
В дудинском захудалом магазине, в сенях, на морозе, стоят в углу
метровые замороженные нельмы - хороши, но на строганину великоваты. Сиг,
чир, муксун, омуль - рядовая рыба. Щука... ну, молодая, вяленая, под пиво.
Окунь в полтора килограмма - еще куда ни шло. Карась, сорога... сорная рыба.
Восьмикилограммовые налимы сложены поленницей - ими зэков кормят. А вот
молоденький, свежий налим, килограмма на три, хорош на котлеты, если со
свиным салом смешать. А печень его - макса - хороша в уху.
Осенью идет тугунок - любимое лакомство енисейцев. Рыбка вроде кильки,
только гораздо, неизмеримо вкуснее, малосольная; под водочку...
Все это мне объясняют местные ребята-летчики; я едва успеваю
попробовать сибирских лакомств, как предлагаются новые, еще более
соблазнительные, как, к примеру, сырая оленья печенка, которой только
издали, на секунду, показали раскаленную сковородку... тает во рту.
Енисей кормит всех. Енисей и енисейская тайга. Только надо очень, очень
много трудиться. Надо очень далеко заезжать, очень много тащить на себе,
очень сильно потеть по жаре, укутавшись и намазавшись от гнуса, очень долго
мокнуть на холоде в лодках, очень много мерзнуть, ночуя в тайге, при этом