"Виктор Ерофеев. Лабиринт Один" - читать интересную книгу автора

Беликов исчезнет сам собой, растворится в воздухе. Недаром рассказ
заканчивается призывом слушателя: "...Нет, больше жить так невозможно!" Как
известно, в романе Сологуба обсуждается чеховский рассказ. Собственно, это
несостоявшаяся беседа. Если в "Бедных людях" Девушкин читал гоголевскую
"Шинель" и был оскорблен ею лично, то сологубовский Передонов (равно как и
Володин) не только не читал "Человека в футляре", но даже не слышал о самом
"господине Чехове".
Рассказ появился в период работы Сологуба над романом. Сологуб не мог
не откликнуться на этот рассказ, герой которого оказался коллегой
Передонова. Пройти мимо рассказа - значило молчаливо признать тематическое
влияние Чехова. Сологуб выбирает иной путь: он "абсорбирует" рассказ,
включает его в свое произведение с тем, чтобы преодолеть зависимость от
него. Он даже указывает в диалоге номер "Русской мысли", в котором появился
рассказ (кстати, указан неверный номер: "Человек в футляре" появился не в
майской, а в июльской книжке "Русской мысли" за 1898 г.), однако не вступает
в его обсуждение. Единственное суждение о рассказе принадлежит
эмансипированной девице Адаменко: "Не правда ли, как метко?" Таким образом,
в глазах Адаменко и ее младшего брата, как заметила 3.Минц в своем анализе
"Мелкого беса", Передонов оказывается "двойником" Беликова.*
______________
* Минц 3. О некоторых "неомифологических" текстах в творчестве
русских символистов // Ученые записки Тартуского государственного
университета.- Тарту, 1979.- Вып.459.- стр.110.

Впрочем, это весьма сомнительный двойник. Передонов гораздо более
укоренен в бытии, нежели Беликов - фигура социальная, а не онтологическая.
Передонова нельзя отменить декретом или реформой народного образования. Он
так же, как Беликов, целиком и полностью стоит на стороне "порядка", и его
так же волнует вопрос "как бы чего не вышло?", но это лишь одно из
проявлений его фанаберии. В сущности, его бредовые честолюбивые помыслы,
жажда власти и желание наслаждаться ею несвойственны Беликову: тот пугает и
сам пугается и в конечном счете умирает как жертва всеобъемлющего страха. Он
скорее инструмент произвола, исполнитель не своей воли, нежели сознательный
тиран и деспот. Передонов, в отличие от него,- жестокий наслажденец, его
садические страсти подчинены не социальному, а "карамазовскому" (имеется в
виду старик Карамазов) началу.
Общественные корни "передоновщины" двояки. Они определены не только
реакционным режимом, но и либеральным прошлым Передонова. Изображая его
неверующим человеком, для которого обряды и таинства церкви "злое
колдовство", направленное "к порабощению простого народа", Сологуб
солидаризируется с Достоевским, с его критикой либерального сознания,
которое, будучи лишенным метафизической основы, приобретает разрушительный,
нигилистический характер, как показал автор "Бесов" (перекличка между
названиями обоих романов получает идеологическое значение). Передонов впитал
в себя утилитаристские идеи шестидесятничества:

"...Всяким духам предпочитал он запах унавоженного поля, полезный,
по его мнению, для здоровья".

Но этот утилитаризм со временем разложился, так как не имел под собой