"Виктор Ерофеев. Роскошь" - читать интересную книгу автора

скважину. Ему было девять лет, и он понял, что скважина - его стихия. Наутро
отец купил ему в супермаркете первую "мыльницу". Помолчав, Араки поклонился
Культурке в пояс, поблагодарил и в конечном счете простил. Они поцеловались
в рот. Араки просунул Культурке остренький язычок, пахнущий Малборо-лайт; в
ответ получил запах пенистого чая.
- Что же мне теперь делать? - спросил Араки монаха.
- Оставаться верным скважине, - сказал монах.
В результате путешествия Араки понял, что русская литература вышла из
моды уже лет двадцать назад, отцвели Достоевский, Тургенев, Толстой и Чехов,
отцвел и Горький, так что любая русская книга в Японии обречена на провал, о
чем ему со всей японской вежливостью сообщил японский издатель.
- Из Токио без взаимности, - сказал мне Араки, когда я расписывал
популярность японской литературы в России. Потолкавшись в токийском
университете, поговорив с профессором Нумано, Араки мог удостовериться в
том, что Шостакович и Прокофьев - единственная русская валюта. Да и как
иначе? Нет ни одной русской ценности, которую способна воспринять Япония.
Там, правда, тоже иногда любят придурков, но это несоразмеримо с русским
обожанием дураков. Вместо вечно спящих русских шоферов и хронически нищих
работников почты, японцы имеют таксистов в белых перчатках, меняющих каждый
день в салоне горшочки с настурциями, фиалками, гиацинтами, а служащие почты
повышены в социальном звании почти до небес. Если в Америке почта
военизирована, то в Японии она - душа общества. Что же касается спорных
северных территорий, то четыре острова на карте существуют даже там, где они
не нужны. В каждом атласе полетов японских авиалиний их можно внимательно
изучить с пропагандистскими целями, хотя никто туда не летает. Когда мы
ужинали прощальным ужином перед моим отлетом в Москву, в окружении пяти
технологически безупречных гейш в ультра-мини-юбках, Араки признался, что
ему не хочется, чтобы русские отдали эти острова.
- Знаешь, Эротос, - конфиденциально сказал он, - я против того, чтобы
японцы навели на них порядок. Пусть уж лучше русская помойка. Исторически
так более экологично.
Услышав такую крамолу, гейши весело прошлись по стойке бара на руках,
обнажив красные ультра-мини-трусы.
- А я не знал, что у тебя при съемке такой прямой контакт с
женщинами, - признавался я ему в свой черед, поскольку много снимал за него
во время метаморфозы Араки - Эротос. - Я ошибался, называя тебя клоуном.
Я дважды выступил за него на японском ток-шоу и мог подвести некоторые
итоги. В отличие от русского телевидения, этой гавани компроматов, японцы
выставляют вперед актеров, которые бросаются уничтожить даже видимость
конфликта.
- Они облизывают жизнь, хотя не любят, когда их облизывают, - сказал я,
познав у снятых мною японок второе национальное ругательство: не облизывай
меня!
Вместе с тем, я подписал петицию против бесконечного, бесчеловечного
ожидания смертной казни в японских камерах смертников. Из истории, однако,
известно, что японцы содержали команду "Варяга" и прочих русских
военнопленных в санаторных условиях. Простыни менялись по пять раз в неделю.
Русские, которых Араки встречал в Японии, выступая с моими
"славистскими" лекциями, поразили его своей подозрительностью ко всему на
свете. Японские русские, задержавшиеся в гостях, с жадностью ловят любое