"Виктор Ерофеев. Роскошь" - читать интересную книгу автора

превосходства над миром.
- Хуйня тоталь! - подбоченился я, цитируя крылатое выражение одной
продвинутой французской переводчицы. Однако кто ты, ночной летчик? Я
прислушался. Небо было полно вздохами обиженных мною женщин. Я летел, а небо
вздыхало. Внезапно полет на унитазе 007 вызвал во мне поток непрошеных,
внетуристических мыслей. Я летел и думал, что нередко был неоправданно
жесток с женщинами моей жизни, что растрачиваюсь, действительно, на
тотальную хуйню, прижигаю слабых авторитетом, который стал неотделимой
частью моей органики, халтурю, суечусь, занимаюсь самоповторами. Вернулся я
под утро в свой номер покорителем неба с чистой жопой, бодрый, но весьма
недовольный собой. Взял из мини-бара саке, глотнул из горлышка мини-бутылки.
Саке, по японской пословице, лечит от ста болезней, но порождает тысячу
новых. То же можно сказать и о путешествиях. Они разрушают вестибулярный
аппарат моей самоидентификации.
- Ну, как тебе Япония? - спросил Араки.
- Полет на унитазе отрезвляет, - признался я с аскетическим лицом.
После массажа кожа Араки заметно помолодела.
- То ли еще будет! - заметил он, берясь за плетку.
Каждый русский писатель, приехав в Японию, обязательно хочет о ней
написать. Давно уже никто не пишет ни о Франции, ни о Карибских островах, но
Япония, как и прежде, ждет с нетерпением отзыва русского писателя о себе.
Если русский писатель в очередной раз о ней не напишет, не расскажет о том,
что чем больше живешь в Японии, тем меньше ее понимаешь, или что на Хоккайдо
растут райские яблоки, а еще там делают варенье из помидоров, то Япония
лишится своего неотъемлемого права на существование. Мы с Араки разложили
мою сопровождающую Акико-сан на лавке и сладко отмассировали ей спину
плеткой. Соски у нее в самом деле оказались розовыми. В квартале безумных
токийских развлечений она попросила, чтобы мы взяли ее на представление. Она
отказалась от русских и украинских проституток, ленивых, обиженных на весь
мир сук, которых невозможно рассмешить, предпочтя им родных японских блядей.
В сравнении с классическим придворным танцем, который можно еще увидеть в
Киото, японский стриптиз не менее изыскан. После танца, уходящего корнями в
осеннее небо с перистыми облаками, которые в Японии называют облаками
"иваси", как селедку, танцовщицы позировали посетителям в самых нескромных
позах, причем каждый японец мог стать на пятнадцать секунд Араки, получив на
прокат поляроид и сделав нехитрую карточку звездной промежности. Позднее,
когда Араки уехал смотреть Японию глазами русского путешественника, он мог
заметить, что в буддийских храмах подают неплохой зеленый чай с пенкой.
Пользуясь моим именем, он посетил в жизнерадостных бамбуковых кущах,
затерянную во мшистых валунах бумажно-бамбуковую буддийскую обитель в горах
над Киото. Его школьный друг по кличке Культурка, сделал карьеру
международного дизайнера по интерьеру, работал в Милане, но неожиданно стал
настоятелем монастыря. Для этого Культурке даже не понадобилось сменить
одежду. На встречу с русским писателем он пришел в футболке и в джинсах, сел
в позу лотоса и разговорился. На вопрос, зачем он стал монахом, Культурка
сказал, что ему надоела международная конкуренция. Только такой тщеславный
человек, как Араки, может биться за славу, добавил он, подмигнув. Буддист
разглядел в Эротосе друга детства. Культурка извинился за большой мамин
пупок, но Араки признал, что у мамы действительно был налитой, как луна,
пупок, не имеющий к бедности прямого отношения, который он подсмотрел в