"Виктор Ерофеев. Жизнь с идиотом" - читать интересную книгу автора

происшествия.
- Тяжелая у тебя работа, - сказал я, сильно хромая на укушенную ногу, и
мне подумалось: - "Я наказан, и буду жить с идиотом, а он-то живет с целой
сотней... за какие грехи? за какую зарплату?"
- Они меня боятся, - улыбнулся сторож важной улыбкой младшего чина.
Вова прохаживался по зале, заломив руки за спину и нахохлившись:
пять шагов вперед - резкий поворот на пятке, пять шагов назад -и опять
поворот. Был он в стоптанных шлепанцах, и поэтому шаркал ногами, но при
галстуке и часах, и аккуратная бородка, вкупе с маленькими усиками, придавала
ему вид провинциального вузовского преподавателя, недавно разменявшего
полтинник. Есть такие преподаватели - тайные мученики своих фантазий,
готовые удавиться за идею. Это вымирающее племя, на смену ему идут
невежды и неудачники; они теснят мучеников фантазий; неудачники
торжествуют, ПЕПЕЛ И ПЕРХОТЬ - их девиз, - и вот Вова загнан в подвал, под
крыло младшего чина. Я с любопытством взирал на него. Он не отвечал
взаимностью. Он был поглощен спором с воображаемым оппонентом, который
раздражал его архивздорным набором пошлости, архипошлым ассортиментом
вздора, и выпуклый лоб полемиста озаряла полыхающая мечта.
- Как ты мог его выбрать? Ты с ума сошел! - ужасалась моя новенькая
жена. - У него череп дегенерата.
- Его череп сплющен силой фантазии, - возражал я. - Вполне
сократовский череп у человека.
- Он что, башкирец? - спросила жена с чисто женской брезгливостью. -
Во всяком случае, он не русский, - заявила она с отвращением.
- Вот он услышит и обидится, - сказал я, глядя в сторону кухни; за
стеклянной дверью Вова уписывал бутерброд с ветчиной.
- Я его ненавижу, - сказала жена. - Поменяй его на кого-нибудь
другого... Я тебя заклинаю: поменяй.
Она словно предчувствовала, что Вова в конечном счете отстрижет ей
секатором голову. Я только руками развел.
- Открой рот! - приказал сторож.
Вова остановился и с готовностью открыл рот.
- Покладистый, - одобрительно кивнул сторож. - Покладистый и
смышленый.
- Как ты определил? - спросил я и тоже заглянул мечтателю в рот.
- Как определил? Очень просто определил. Видишь: он рот открыл.
- Как ваше имя-отчество? - вежливо спросил я мечтателя.
- Эх! - вздохнул мечтатель, словно жалуясь на тяготы жизни в мутно-
красном свете. Он был очаровательно плешив.
- Ну, забыл человек, - заступился за него сторож. - Забыл, потом
вспомнит. С кем не бывает? Забыл человек...
- Эх! - снова вздохнул мечтатель.
- Он, кажется, немногословен, - заметил я сторожу.
- Разговорится, - пообещал тот. - Я его знаю. Он иногда такие речи
толкает. О высоких материях. Диву даешься...
Ну, шельма сторож! Он знал, на что меня купить! Ну, шельма... Я
направился к выходу, широко, как матрос, расставляя ноги, чтобы не упасть от
головокружения. Мы выбрались на свет божий. Тут выяснилась
любопытнейшая подробность: остатки волос, усы и бородка у мечтателя
оказались рыжими. Рыжий! Какое счастье! Мы стояли на пороге новой жизни.