"Виктор Ерофеев. Пять рек жизни (роман-река)" - читать интересную книгу автора

- Что запрещено.
- Вам что, закон показать?
- Да.
- Знаете, что?
- Что?
- Отдайте банку.
- Нет. Не отдам.
- Отдайте по-хорошему.
- Капитан, ну чего вы как маленький.
- Нет, это вы, как маленький. Корчите из себя пророка!
- Капитан, смотрите, что у меня есть.
- Уберите. Уберите немедленно! Уберите!
- Ну я же могу взять другую банку.
- Сначала отдайте мне эту.
- Нате! Берите!
- И если я вас увижу с какой-либо другой пустой посудой... Имейте в виду!
- Вы меня пугаете?
- Я вас предупредил.

ВЫБОР СПУТНИЦЫ

- Вот сука, капитан! - сказал я моей спутнице. - Отнял банку! Отнял банку в
свободной стране!
- Свободной стране! - отозвалась спутница.
- Обещал утопить!
- Как же нам быть? - испугалась она.
- Ждать.
Волга - бетон русского мифа. Не река, а автострада слез. Я все время
откладывал поездку вниз по Волге, как обязательную, если не принудительную,
командировку в поисках пошлости. Я ссылался на занятость, исчерпанность
сентиментальной темы и без труда находил себе оправдание.
К тому же, я был отравлен своими юношескими впечатлениями от мимолетных,
почти случайных дотрагиваний до таких волжских прелестей, как пасхальная
ночь в ярославской церкви, где старушки падали в обморок от толчеи и
духоты, но не могли упасть по недостатку места и продолжали качаться вместе
с толпой, потеряв сознание, с закатившимися зрачками.
Длинноволосым тинэйджером в конце первомайских праздников я ехал из
Углича в Москву в переполненном вагоне, вонявшем липкими носками и потом, и
ночью мужик принялся блевать, рядом со мной, и его жена, не зная, что
делать, стала подставлять ему, вместо тазика, его же собственные ботинки,
сначала один, потом - второй. Мужик наполнил их до отказа блевотиной и
облегченно захрапел.
Ботинки, полные блевотины - это и была моя Волга, с красными выцветшими
флагами, серпами и молотами, мертвыми магазинами, пахнущими дешевым
коричневым мылом. И то, что в Угличе три века назад убили царевича Дмитрия,
было, после этих ботинок, для меня вовсе не удивительно.
Через полжизни, измученный дурными предчувствиями, с тяжелым неверием в
народную мудрость, я, наконец, решился на подвиг подглядывания: что же там
с ними на Волге делается? Спились окончательно? Осатанели? Подохли?
Я внутренне подготовился к смертельной скорби и циничной усмешке, как