"Анни Эрно. Стыд [love]" - читать интересную книгу автораулыбку, игривый смешок или шутку - мне верилось, что все идет по-старому И
та сцена - всего лишь "дурной сон". Но уже час спустя я понимала, что подмеченное мною мимолетное проявление нежности ничего не гарантирует в будущем. В те годы по радио часто передавали странную песенку о неожиданной потасовке в салуне: внезапная тишь, чей-то шепот: "можно услышать, как муха летит", а затем громкие крики и бессвязные возгласы. Эта песенка каждый раз нагоняла на меня тоску. А как-то раз мой дядюшка, читавший детективный роман, вдруг протянул его мне: "Что бы ты сказала, если бы твоего отца обвинили в убийстве, а он был бы не виноват?" Я похолодела. Мне всюду чудилась воображаемая мною драма. Эта сцена никогда больше не повторялась. Отец умер пятнадцать лет спустя, тоже воскресным июньским днем. Теперь я думаю, что, возможно, родители все-таки обсуждали между собой воскресный случай и поведение отца, но постарались найти ему объяснение или оправдание и решили все забыть. Это могло произойти той же ночью, в постели, где они помирились, занявшись любовью. Эта мысль, как и все запоздалые мысли, пришла мне в голову слишком поздно. Сегодня она уже ничего не меняет и не может излечить от кошмара, в который превратилось для меня то воскресенье. В августе, на юге Франции, какие-то англичане разбили на ночь палатку у безлюдной дороги. Утром всех нашли убитыми: отца семейства сэра Джека Драммонда, его жену - леди Анну и дочь Элизабет. На ближайшей ферме жили итальянцы по фамилии Доминичи - их сын Густав уже отсидел за три убийства. Эти Доминичи плохо говорили по-французски, даже Драммонды изъяснялись, только надписи: "Do not lean outside" и "Е реncoloso sporgersi", которые висели на вагонах рядом с табличкой "Не высовываться". Все удивлялись, почему обеспеченные люди не сняли номер в отеле, а решили ночевать под открытым небом. А я представляла себе, как у дороги находят мертвыми меня и моих родителей. От того года у меня сохранились две фотографии. На одной из них я заснята в облачении причащающейся. Это "художественная" черно-белая фотография - она вставлена в картонную, обклеенную ракушками корочку и прикрыта папиросной бумагой. На обороте - роспись фотографа. С фотографии смотрит девочка с чистым круглым лицом, выступающими скулами, вздернутым носом и широкими ноздрями. Пол-лица занимают очки в толстой светлой оправе. Глаза напряженно смотрят в объектив. Короткие кудряшки спереди и сзади выбиваются из-под вязаной шапочки, нетуго завязанной под подбородком. В уголках рта прячется легкая улыбка. Лицо маленькой серьезной девочки, которая из-за перманента и очков выглядит старше своих лет. Колени она преклонила на молитвенную скамеечку, а локти поставила на обитую мягким подставку, сцепленные широкие руки с колечком на мизинце подпирают щеку, надетые на них четки свисают на молитвенник и перчатки, лежащие на подставке. Нечеткий, расплывчатый силуэт в муслиновом платьице, слабо, как и шапочка, перехваченном пояском. Кажется, что под облачением маленькой монашенки я совсем бестелесна глядя на эту девочку, трудно вообразить и уж тем более почувствовать собственное тело, как я чувствую его теперь. Странно думать, что это одно и то же тело. Фотография датирована 5 июня 52-го года. Она была сделана не в день |
|
|