"Мигель Эрнандес. Стихотворения " - читать интересную книгу автора

лоскут, могильный холм, где шпаге быть крестом. Слепые кони смерти ждут, и
пикадоры наготове - с голубоватым острием, почуявшим знакомый шелест крови.

БЫК И БАНДЕРИЛЬЕРО

Бумажных лент избыток, при котором еще заметней хрупкость острой стали, -
дорогу открывая пикадорам, зеленые и желтые спирали расскажут им о многом.
Бандерильеро перед рогом, открытая мужская стать - без устали привык он
нападать: перегибаясь, в мастерском усилье уйдя от смертоносного броска,
хаосом бандерилий, чьи ленточки друг дружку перевили, он оперил быка!

БЫК И ПЕОН

Спасаясь от карающей громады, без страха показать испуг, пеон бежит по
кругу, прыгает в загон, вминаясь в доски выгнутой ограды. А бык, тряхнувши
головой, взметнув свое оружье, рассеянное чертит полукружье, стремительный и
огневой...

ТОРЕРО И БЫК

В его шагах - отвага и дерзанье, движенья грациозны и точны. Одежда - свет.
Улыбка - полыханье слепящей белизны. При взгляде на него и солнце меркнет.
За этим блеском бык мерцает - смертник и раб его плаща, искусных рук.
Блистательных событий круг проходит за единое мгновенье бесстрашья,
повергающего в страх куадрилью на арене, - цена ее участия в боях.
В порыве дерзостном встав на колени, он тронул свитый раковиной рог,
которым бык рассек бы в упоенье его расшитый бок.
Мгновенность фотоснимка в повороте враждебных тел. И может быть, вы риск за
вздор почтете. Но есть ли труд опасней, чем этот смертью меченный удел (о
робкое сиянье, не погасни!) - исполнить то, что сердцем захотел?!
Поистине подобное искусство достойно музыки - народ ее истребовал
тысячеусто, и знак балкон судейский подает. Бык жаждет крови: злобная отвага
стекает в наклоненный рог упрямого самца... Уже он шеей чувствует, как шпага
отыскивает нежный бугорок за грозными рогами гордеца. Он божество. Но драма
в барабан арены бьет! И, верный бычьей участи, он ждет, когда убьют его.
Тореро в пурпур погружает отточенную сталь. Удар! Клинок неотразимо жалит.
И бык, поняв, что к жизни нет возврата, свой хвост смиренно отдал в дар. Бык
мертв, и колокольчики куда-то уже ведут с арены алый след.

Свершилось все, что обещал с плаката художник:
этот свет - был солнца свет!


МОЕЙ ХОСЕФИНЕ

Как ярки твои письма - вино мое, мой хлеб, единственная пища, протянутая в
склеп.
Просвечивают стены, и видится, как сон, твое морское тело, горчащее, как
соль.
Я снова пастушонок, я жив, я не скорблю, толпящиеся письма я сердцем