"Генрих Эрлих. Адский штрафбат" - читать интересную книгу автора

военной службы выбрал вне очереди всю положенную порцию нарядов. Да во всей
России, наверное, нет столько нужников, сколько он отдраил в немецкой армии!
Теперь он сам раздает наряды вне очереди. Все по справедливости. То есть
раздает по справедливости, за дело. Провинился - получи наряд вне очереди.
Нужники в его отделении всегда в идеальном порядке. Это любая инспекция
признает. Почему-то все проверяющие полковники-генералы первым делом в
нужники суются, как будто только от этого зависит боеспособность воинской
части. Ну да им виднее!
А еще Юрген по графику отвечает за развод часовых, вот как сегодня. Он
посмотрел на часы, чуть поводя их в неверном свете луны. Три часа. Еще час
до развода. Он повернулся и пошел к караулке. Бодро пошел. Воспоминания,
пусть и не совсем радостные, вытеснили из головы навязчивую песню. А может
быть, ее выдул свежий ночной воздух.

"Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа..."

О нет! Юрген зашел в караулку, тяжело опустился на стул. Солдаты уже не
спали. Они весело смеялись, слушая байки Хюбшмана. Руди Хюбшман, по прозвищу
Красавчик, на гражданке был угонщиком автомобилей, и все его байки так или
иначе были связаны с автомобилями. В загашнике у него было бесчисленное
множество историй, и рассказывать их он был готов часами. На фронте ему
нечасто доводилось посидеть за рулем, и воспоминания о роскошных автомобилях
помогали ему скрасить серые армейские будни. Впрочем, он и так никогда не
унывал, Руди Хюбшман, он был лучшим товарищем Юргена, с ним было легко и на
него всегда и во всем можно было положиться.
- Кто-нибудь помнит, какое сегодня число? - спросил Юрген, когда
Красавчик завершил очередную байку.
- Двадцать второе июня, - ответил Йозеф Граматке, немолодой
новобранец, - одна тысяча девятьсот сорок четвертого года, если господин
ефрейтор не помнит.
Нехорошо ответил, с язвинкой. И чего, спрашивается, нарывается? Он ведь
и в штрафбат попал за свой длинный язык. Мог бы уж научиться придерживать
его, тем более что считает себя дюже умным и бравирует перед ними своим
университетским образованием. А ведь, в сущности, никто, вошь на гребешке,
учителишка. Косил от армии, прикрываясь своей язвой, которая обострялась
каждый раз в аккурат перед призывной комиссией. Со страху, наверное. Но был
большим стратегом, ругал в кругу таких же невоеннообязанных стратегию войны
на Восточном фронте. Дескать, зачем поперлись в Сталинград, надо было взять
Москву, тут и войне конец. Это бы ему простили, но он еще сказал, что в
таких просчетах нет ничего удивительного, коли бывший ефрейтор взялся
командовать фельдмаршалами. Помянул всуе фюрера и угодил в Заксенхаузен за
оскорбление власти. Там он со своей язвой был едва ли не самым здоровым и
его признали годным для службы в штрафбате. Так он попал к ним, к несчастью
для них и для него. Возись теперь с ним, пытаясь сделать из него человека. И
ради чего все? Ведь не жилец, ему жизни осталось до первого боя, тут к
гадалке ходить не нужно.
- Один наряд вне очереди, - сказал Юрген.
- За что? - возмутился Граматке.
- Два наряда вне очереди, - сказал Юрген, тяжело вздыхая.