"Генрих Эрлих. Адский штрафбат" - читать интересную книгу автора

прицел выше. Так рассказывал Отто. Это ранение было одной из причин того,
что они так долго присматривались к нему.
Он вышел из госпиталя и под Харьковом летом сорок второго заработал еще
одно ранение, в грудь навылет. Он даже не понимал, как ему повезло. И то,
что навылет, и что обычной винтовочной пулей, и что вывезли сразу. После
госпиталя он вернулся домой, в Мюнхен. Его признали негодным к строевой
службе, он кашлял, особенно при быстрой ходьбе. Он долечивался и ждал, когда
его приткнут в какую-нибудь нестроевую часть. Ведь его призвали в
восемнадцать лет и он умел только воевать. Чтобы как-то прожить, он
занимался спекуляцией на черном рынке. Он назвал им имена нескольких людей,
которые верховодили на мюнхенском черном рынке. Красавчик тогда
утвердительно кивнул, он тоже имел с ними дело. За спекуляцию Отто и
посадили, дали семь лет. Он был просто создан для штрафбата, и он попал в
него.
В штрафбате Отто обрел душевное спокойствие. Он больше не жаловался на
судьбу. Неделю назад Юрген передал ему сообщение солдатского радио: 12-й
армейский корпус, в состав которого входила 45-я пехотная дивизия, попал в
"котел" под Минском и был разгромлен, немногие оставшиеся в живых попали в
плен.
Им сильно не повезло, сказал Отто и обвел их умильным взглядом.
Вероятно, он хотел сказать, как повезло ему, что он сидит сейчас в кругу
товарищей и вообще... Он не находил слов. Они похлопали его по плечу: не
надо слов, и так все понятно.
Отто привалился к парапету рядом с Юргеном и тоже обвел взглядом
крепость.
- И кому она нужна, эта крепость? - сказал он. - Кого она может
задержать? В сорок первом танки Быстрого Гейнца[4] просто обошли ее и
устремились на восток. Город - да, город нужно было взять, из-за железной
дороги. Его и взяли. А крепость надо было обложить со всех сторон и
расстреливать из дальнобойной артиллерии, бомбить с самолетов. И не посылать
простых солдат на ненужный штурм ненужной крепости! - В его голосе
прозвучала застарелая боль. - Они бы сами сдались, поняв бессмысленность
сопротивления. Или исчерпав запасы еды, воды и боеприпасов. Так, как
сдавались иваны в других котлах.
- Но они не сдались, - протянул Юрген.
- Мы сами виноваты, - сказал Отто, - думали, что спросонок возьмем их
голыми руками. А они вывернулись из захвата и как-то отбились. Очухались от
неожиданности. Мы поперли напролом, а они по нам из пулеметов. Мы опять
откатились. Мы им дали их силу почувствовать. Кураж поймать. Дальше -
больше. Командование день за днем нас на штурм гнало. Ему же надо наверх
доложить: крепость взята. А высшее начальство уже пальцем грозит: как так,
Гудериан все большевистские войска разгромил и Минск взял, а вы с какой-то
крепостью справиться не можете. Ну нас и выдергивают. И чем сильнее мы
давим, тем иваны упорнее сопротивляются.
Друзья понимающе кивнули. Да, стойкость закаляется в бою.
- Пожалуй, ты прав, - сказал Юрген, обернувшись к Отто, - никакой это
не ключ. Крепость в сорок первом не была ключом к Минску, - пояснил он, - а
теперь это не ключ к Варшаве. В лучшем случае, это прыщ, прыщ на заднице
наступающей армии. Вчера русские Люблин взяли, - без всякого перехода, все
тем же спокойным голосом сказал он.