"Генрих Эрлих. Последний волк (опыт экзистенциального) " - читать интересную книгу автора

кругом лес, где был волк, и замерли в ожидании.

x x x

Он чувствовал, что сегодня достигнет наконец цели. Он находился в
центре Ее Территории, ее запах наполнял все вокруг и перебивал для него даже
запах свежего следа зайца, мелькнувшего пушистым белым ядром на краю леса. И
хотя Волк не ел уже три дня, он ни на секунду не замедлил свой бег и лишь,
скосив глаза, проводил зайца взглядом, запоминая окрестности - я еще
вернусь, потом, мы еще вернемся.
Он уже несколько раз пересекал Ее следы, совсем свежие, потому что две
ночи назад прошел легкий снег, открывший новую страницу в летописи леса. Он
с удивлением и радостью смотрел на эти следы, точно такие же, как у него,
разве что чуть-чуть поменьше, и когда он бежал рядом с ними, получалось, что
их две параллельных цепочки следов - это следы Стаи.
Наверно, он совсем потерял голову, как и тогда, когда загонял оленя для
раненой Матери. Это волнующий запах выветрил из его головы все затверженные
в детстве и годами выверенные правила охоты, весь набор знаков и уловок,
которые обеспечивали ему безопасность и очерчивали границы разумного риска.
Все говорило о явно излишнем для этой глухомани присутствии двуногих:
недавние следы их снегоходной тарахтелки, широкие полозья которой позволяли
им, не проваливаясь, нестись даже по свежевыпавшему снегу; черное пятно
могилы огня, самого страшного врага, от которого можно спастись только
бегством, посреди утоптанной полянки с разбросанными вокруг взрезанными
банками, противно звенящими при соударении, с остатками какой-то аморфной
массы, которую двуногие называют почему-то сладостным словом - мясо.
Несколько раз над ним пролетала громадная металлическая стрекоза двуногих,
то зависая в вышине над лесом, то опускаясь почти к самым деревьям,
раскачивая верхушки елей и вздымая в воздух осевший на еловых лапах снег,
который потом еще долго после исчезновения стрекозы кружился в воздухе,
медленно опадая на землю. Волк давно не боялся этих стрекоз, они только
шумели и не мешали ему охотиться, а если и прятался от них, то только
инстинктивно, потому что не любил пустой без признаков привычного страха
взгляд их огромных круглых глаз. В своем беге он пересекал глубокие
продольные следы от уродливых дурно пахнущих существ с четырьмя маленькими
суетливо мелькающими лапами, в которых передвигались ленивые двуногие. Они
резво бегали летом по широким тропам двуногих, которые те почему-то
покрывали не приятно пружинящими при беге дерном или хвойными иглами, а
жесткой черной землей с тяжелым духом. Зимой же они ползали еле-еле,
медленнее барсука, натужно ревели при подъеме на любую горку или ложились на
брюхо в глубокий снег и надсадно кашляли прежде, чем надолго умолкнуть.
Поэтому зимой двуногие не появлялись в лесах или полях вдалеке от их лежбищ,
не мешая Волку полновластно править на своей Территории. Сегодня же на всех
тропах двуногих стояла вонь, особенно чувствительная в морозном воздухе и
сбивавшая его со следа, вонь, которая раньше заставила бы его развернуться и
уйти охотиться в предгорья, что он делал каждое лето.
Волк ничего не замечал и продолжал бежать по следу сородича. След был
совсем свежий, он понял это по невыцветшей желтой отметине на снегу, но
какой-то странный. "Так не охотятся. Она или совсем неопытна или чего-то
боится. Кого может бояться Волк на своей Территории? Наверно, меня. Не бойся