"Генрих Эрлих. Последний волк (опыт экзистенциального) " - читать интересную книгу автора

утрамбовали. Но буквально через неделю после привоза Волка яркое весеннее
солнце стало подтапливать снег и землю и вольер уподобился отечественным
скотным дворам. Вскоре Волк проваливался в землю по колено, шерсть
пропиталась грязью и сбилась в колтуны, что случилось с ним первый раз в
жизни. Волку в очередной раз ввели снотворное, искупали в шампунях, после
чего он несколько дней шарахался сам от себя, расчесали как на свадьбу, а
тем временем на его Территорию забросили четыре грузовика щебенки и грузовик
песка. Стало лучше, это даже отдаленно напоминало берег его родной реки, к
который он бегал отпиваться после удачной охоты или купаться в жаркие дни.
Но на реке была жизнь: на мелководье шныряли косячки мальков; чуть поодаль
вытянувшись вдоль течения стояли рыбы покрупнее, слегка колыхая плавниками и
изредка поднимая голову, ловя неосторожно снизившихся мушек; из камышей
взлетали, встревоженно крича, утки; бобры, недовольно бурча, строили свою
хатку. Сама река была жизнь: с ней можно было бороться, встав на стремнине и
подставив грудь ее натиску; с ней можно было играть, прыгая на порогах
навстречу низвергающихся потокам и отлетать, кувыркаясь; с ней можно было
отдыхать, лежа вместе на мелководье. Сам запах, исходивший от нее, был
запахом здорового молодого тела.
Ров же, окружавший его нынешнюю Территорию, даже близко нельзя было
сравнить с рекой. Вода в нем никогда не была прозрачной, а поверхность
чистой, как свежий лед, так что можно было бы смотреться в нее, пугая самого
себя злобным оскалом и разгонять видение ударом лапы. Вода стояла недвижимо,
постоянно скованной, как панцирем, какой-нибудь пленкой, то пыльцой с
распустившихся сережек берез, раскинувшихся парами возле его вольера, то
тополиным пухом, бураном налетавшим весной с улиц вокруг зоопарка, то
корками хлеба, который зачем-то в изобилии кидали посетители. Во второй
половине лета, после жарких июльских дней, вода зацветала, мутнела и
зеленела и от нее шел тяжелый дух долины Смерти, куда Волк на воле рисковал
ходить только в самый трескучий мороз, когда бескормица заставляла его
покрывать десятки километров в поисках добычи. Каждые три луны воду во рву
меняли и несколько дней после этого Волк по ночам с наслаждением бросался в
нее, сильными гребками проплывал несколько метров, выскакивал на землю и,
широко расставив и уперев лапы в землю, мощными движениями бросал свое тело
из стороны в сторону, выбивая из шкуры вместе с водой въевшуюся пыль и
грязь, а затем носился кругами по самой кромке рва, чувствуя, как наливаются
силой его мышцы, застоявшиеся за круглодневное лежание под недовольными
взорами пришедших поглазеть на него двуногих, и, когда казалось, что сил уже
не осталось, он вновь бросался воду и все повторялось, до восхода солнца и
первого скрипа калитки в дальнем углу зоопарка, через которую проходили
утренние смотрители.
Но особенно раздражали Волка его соседи - обитатели зоопарка. Он долго
не мог привыкнуть относиться к ним не как к добыче и часто, дождавшись
нужного ветра, напряженно припадал к земле, неотрывно следя, к примеру, за
пекари, нагло хрюкавшими у него на глазах, тихо подползал в их сторону,
настороженно шевеля ушами, готовый в любой момент к решающему прыжку, и
приходил в себя лишь погрузившись передними лапами в ров с водой. Отвратил
его от такой судороги охоты один мелкий случай. Как-то осенним вечером, в
который раз в запале влетев в воду, он раздосадовано отпрыгнул назад и
услышал за спиной щебечущий заливистый хохот, от которого волнами колыхалась
береза, облюбованная зоопарковскими воробьями для ночлега.