"И.Г.Эренбург. Лазик Ройтшванец" - читать интересную книгу автора Лазик вздохнул:
- Снова брюки? Но эти суконные близнецы преследуют меня до самого гроба!.. - Я тебя в козе загною! Ты у меня узнаешь, что такое Речь Посполита! Это тебе не червонный навоз! - Я уже узнал. Мне кажется пора итти на посполитные занозы, а вам не мешает поискать где здесь какая нибудь удобная чашка, не то вы испачкаете мое дорогое признание, которое вы записали на этом роскошном листе. Я сам вижу, что я не у себя в Гомеле, а в замечательной Речи. Правда, там меня спрашивали о кубических метрах безответного отца, зато вы хотите сразу варить из меня какое-то сладкое блюдо. Рожайте же ваши шиковные цукерни и отбирайте у меня хоть сто Пфейферов, но теперь закончим этот певучий монолог. Тогда ротмистр, понатужась, встал, отвесил еще одну затрещину и, видимо, покоренный красноречием Лазика, пошел разыскивать укромное место. Лазика отвели в камеру. Через несколько дней его перевезли в Гродно. Там он подвергся новому допросу. Офицер, допрашивавший его, был отменно вежлив, он даже сказал "пане старозаконный" и Лазик в умилении воскликнул: - Нельзя ли, чтоб меня всегда допрашивали утром, когда господа ротмистры пьют кофе с молоком, а не эту "чистую"? Ротмистр ничего не ответил. Он только деликатно прикрыл рукой рот. Что делать, - он любил иногда схватить на тощак склянку хорошей сливовицы. - Итак, вы сами сознались в том, что нелегально перешли границу для преступной пропаганды среди, якобы, белорусских крестьян. вам показались ненаписанные буквы. Я сознался только в том, что меня зовут Ройтшванец и что я полнокровный поляк. О крестьянской пропаганде и о якобы мы даже не разговаривали. Мы говорили о самых различных вещах, например, о том, что можно взять и замордовать дедушку Пилсудского или украсть целое Вильно со всеми его планами, но о крестьянах, пан первый ротмистр даже не заикался. - Значит вы отказываетесь от своих собственных показаний? Теперь вы утверждаете, что вы поляк? - Положим, это утверждаю не я, а вы или даже ваш родимый товарищ по профсоюзу. Он ведь сам сказал мне, что Гомель это полнокровная Польша, а я только пархатый Моисей польского закона. - Конечно, Гомель - польский город. Мы были там и он принадлежит нам по праву. Лазик оживился. - Вы были, пан ротмистр, в Гомеле? Это город высший сорт! Неправда ли? Один парк Паскевича красивей всех кисточек Рафаэля. А театр, что он плох? А Сож, чем это не показательное море? Таких деревьев, как в Гомеле, я еще нигде не видел, и таких женщин я тоже не видел, потому что, если сравнить теперь с исторической высоты Феничку Гершанович и Нюсю, временно Ройтшванец, то сравнение не выдержит. Но зачем я говорю вам об этом, когда вы сами были в Гомеле? Интересно, где вы там останавливались? Если в первой коммунальной гостинице, то, конечно, там отборное положение, так что можно с балкона глядеть на всех проходящих знакомых, но зато там нахальные клопы. - Вы меня не совсем поняли. Я лично в Гомеле никогда не был, но мы, |
|
|