"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

обманывал.
- Еще нет, - признала Кристин и подвинулась на соседнее сиденье.
Он сел в машину, и они поехали домой.

Теперь, когда начиналась головная боль, он лежал в темноте своей
спальни и давал Кристин часами гладить себя по голове.
Однажды ночью, когда он пришел к ней, она схватила его обеими руками
за волосы, и даже в темноте спальни он увидел, как она смотрит ему прямо в
его голубые глаза.
- Что ты делаешь? - в тревоге просипел Жилец.
- Хочу, чтобы ты смотрел на меня, - ответила она, - Хочу, чтоб ты
смотрел мне в глаза, когда ты меня имеешь, хочу, чтоб ты видел меня в это
время.
Он закричал и попытался вырваться. Он попытался на четвереньках
уползти в дальний конец кровати, но Кристин продолжала держаться за его
волосы. Когда Жилец попытался встать, то потянул за собой и ее, так крепко
вцепилась она в его волосы; все это время она решительно смотрела ему в
глаза.
- Что ты делаешь? - повторял он.
- Тебе не кажется, что пришло время? - сказала она. - Тебе не кажется,
что пришло время взглянуть мне в глаза?
- О чем ты? - задыхаясь, твердил он.
Они не устояли на ногах и в падении перекатились в темный угол.
- Пришло время взглянуть мне в глаза, - ответила Кристин, но думала
она другое: пришло время мне взглянуть в глаза тебе. Пришло время мне
взбунтоваться. Пришло время столкнуть твое ах-какое-высокоинтеллектуальное
чувство хаоса в истинный хаос сердца и чувств. Ее уже не особенно
волновало, вышвырнет ли он ее за это из своей жизни; она уже почти решила,
что пришло время и для этого. Они никогда не понимали друг друга. Если бы
она поняла его, то узнала бы, что уже почти год, с тех пор как исчезла его
жена с их ребенком в чреве, он все безнадежней плутал в обители своей
памяти. А если бы он понял ее, то узнал бы, что, когда они встретились, она
была сновидевственницей, и потому не удивился бы, проснувшись утром вскоре
после этого и обнаружив, что она тоже исчезла.

Допустим, я чудовище. Допустим, я никогда не был способен на любовь.
Допустим, в глубокой яме моей души, за пределами того, во что я верю - или
пытаюсь убедить себя, что верю, - все всегда вращалось вокруг понятий
подчинения и власти, и поэтому в своих чувствах к девчонке, которую я
привел домой, я был верен себе - такому, какой я есть на самом деле,
поскольку чувства эти были низкими и ненасытными.
Допустим, я никогда не верил ни в кого и ни во что, кроме себя самого.
Допустим, моя душа была так убога, что я никогда не верил ни во что, кроме
своих животных потребностей, так как из всего, что я чувствовал, лишь они
мне не поддавались. Это если предположить, что я вообще верил, что во мне
есть душа, которая могла бы дойти до убожества. Допустим, с первого
мгновения моей жизни я думал лишь о себе и ни о чем больше, включая
апокалипсис и хаос. Допустим, что даже апокалипсис и хаос были причудливыми
образами моей психики и вероломного сознания - если предположить, что я
вообще обладал какой-то верой, которую можно было бы ломать... Допустим, я