"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

сверху и попытался связать ей руки проводом, но провод запутался и ему не
удавалось затянуть узел.
- Давай так и сделаем, - повторял он, - больше не будем снимать
трубку.
Наконец у него получился беспорядочный узел, и он привязал ее к
кровати за запястья, потом взял ее за ноги, раздвинул бедра, опустился на
колени и приник к ней губами.
Это потрясло ее. Хотя она могла бы легко высвободить руки из
обвивавшего их провода, она подавила все инстинкты вырваться и вместо этого
в ярости ухватилась за стойки кровати, стараясь сосредоточиться на луне за
окном, полной и плоской, как та луна, что сияла в последнюю ночь в
Давенхолле, когда она проснулась и отправилась искать сон. На какое-то
время Кристин сосредоточилась на луне, а потом закрыла глаза и представила
белую сферу в уме, воображая, что она плавно покачивается в межзвездном
пространстве. Она почувствовала, как в окно подул ветерок, и представила,
что в одиночестве подлетает к луне, а ветерок овевает ей лицо и дует между
ног. Только когда она в ужасе поняла, что близка к оргазму, он отвалился от
нее, полурыдая-полурыча, и сполз по стенке на пол.
- Энджи, - пробормотал он, рухнув в отчаянии.
Он лежал голый на полу и рыдал. Кристин села на кровати в лунном
свете, разрываясь между яростью, страхом и чувством оскорбления, которого
не понимала. Ей потребовалась минута или две, чтобы вспомнить произнесенное
им имя и голос, которым он произнес его, и тогда она почувствовала себя
преданной, обманутой, как будто он все это время знал, кто она, хотя
какой-то рациональный голос в ее голове говорил ей, что это необоснованный
вывод. Ее возмутило то, как он овладел ею; это словно бы нарушало их
негласную договоренность - ведь он изнасиловал ее эротическое желание, а не
просто тело, тем, что чуть не довел ее до оргазма. И ее возмущало то, как
он теперь лежал на полу и плакал, закрывшись руками, словно в этом могло
быть какое-то очищение, как будто, горько подумала она про себя, это должно
было тронуть ее сердце, как будто она должна была почувствовать какое-то
сострадание только потому, что его тайное горе заставило его так
пользоваться ею. Она не считала себя ответственной за его горе. В конце
концов, она же не считала, что он должен разделять ее отчуждение. А теперь
вдруг вышло на свет его горе, и ей претило его лицемерие, словно горе
полностью искупало его; а она не обязана была даровать ему прощение, он не
мог просить так много, не имел права просить этого даже словами, не говоря
уж о рыданиях.
Страх, который Кристин чувствовала наряду со злобой, исходил из
понимания, что вся схема их отношений вот-вот изменится, а она не была
уверена, что у нее хватит сил на то, что будет потом, - тем более что она
еще не совсем оправилась после болезни. А еще она чувствовала себя глубоко
оскверненной и не могла дать имени своему чувству: оно родилось тогда,
когда не его член, а его поцелуй без любви пробудил в ней первый в ее жизни
сон, о том, как однажды утром, почти год назад, Жилец проснулся и
обнаружил, что его жена на девятом месяце беременности исчезла из их
постели.

Какое-то время после этого он не приходил к ней.
- Знаете, - пытается она объяснить в темноте отеля "Рю" в Токио, -