"Асар Эппель. Гангутский рубль " - читать интересную книгу автора

- Но у меня же есть!
Установилась долгая пауза.
- У меня такой есть! Слышишь!
- Ладно врать!
"Эге! Тут дело не просто!" - подумал я.
- Сейчас скажу тебе, что на нем изображено.
Я пошел искать дареную монету, опасаясь, что поиски затянутся, но она
почему-то нашлась сразу.
- Алло! На аверсе барельефный портрет Петра. По грудь. На обороте
двуглавый орел разрывает карту какого-то моря (я ошибался: в каждой лапе и в
каждом клюве орел держал по карте - это были карты четырех русских морей).
- Ври больше!
- Я не вру, но если ты найдешь кого-нибудь, кто сдаст нам комнату... я
тебе эту монету покажу и, возможно, она станет твоей.
Я пообещал только это, понимая уже, что речь идет о чем-то редком.
А он сказал, что начинает искать нам жилье.
Сказано это было голосом, который меня, бывалого в общении с
коллекционерами человека, убедил, что медлительность речи заодно с
неуправляемой уже хрипотцой, есть высочайшее коллекционерское возбуждение,
что собирательские гончие почуяли зайца, что они спущены со сворки и дрожат,
и лают, и повизгивают, и, черт знает что с ними творится.
Причем было ясно, что речь идет о собирательском возбуждении
незаурядном и, вероятно, о небывалом коллекционерском объекте.
Тогда я позвонил еще одному знакомому коллекционеру, по профессии
инженеру - человеку суховатому, но вполне порядочному, от которого, пожалуй,
можно было услышать объективные сведения.
И опять сперва было недоверие к моему сообщению, и большая пауза, и
осторожное, с дрожанием в голосе, переспрашивание, и, наконец, невероятное
предложение "знаешь, у меня сейчас туговато с деньгами, но если хочешь, я
тебе могу отдать за него новую нейлоновую рубашку..."
Вот это да! Нейлоновые рубашки были в те поры необычайно модны,
труднодоступны и невероятно желанны кроме всего прочего по причине легкой
стирки. В темноте они голубовато светились, и я еще вчера, когда был в
театре, восхитился голубым свечением многих зрителей, и свечение это не было
свечением лесных, скажем, гнилушек, а фосфорическим светом заокеанских фирм.
Все прояснилось. Монета редкая. Значит, дорогая. Больше не надо никого
насчет нее спрашивать - оборвут телефон. Предлагатель рубашки уже вечером
позвонил и задушевно со мной разговаривал на всякие посторонние, в том числе
и литературные, темы, чтобы я не подумал, что звонит он насчет монеты.
А на следующий день позвонил мой друг Александр и торжественно сообщил,
что нашел нам жилье.
- Замечательно! - сказал я. - Спасибо! - поблагодарил я. - Жди моего
звонка.
- Жду! - сказал он. И торопливо договорил: - Комната на улице Горького.
Не забудь, о чем договаривались. Не забудешь?
Между прочим, с того момента, как мне стало ясно, что гангутский рубль,
лежащий на моем столе, представляет коллекционерскую, вероятно немалую,
ценность, меня не покидало беспокойство.
Да, мне его подарили. Да, я могу распоряжаться им как своим. Но
дарительница не знала, что он редкий. И какая ему цена, не знала. И она наш