"Пер Улов Энквист. Пятая зима магнетизера " - читать интересную книгу автора

которые вначале показались ему смешными, но потом он перестал видеть в них
смешное, пришлось перестать. Они стояли полукругом, похожие, ну, может, не
на муравьев (не стоило сравнивать их с муравьями, ведь обрыв был высотой не
более тридцати метров), но на маленьких кукол, да, пожалуй, на средней
величины кукол в сером. Но это не куклы, вяло подумал он. Так или иначе, они
меня нашли. Они не отступились.
Один из них показал на край обрыва и крикнул, без слов, - просто
короткий, азартный возглас, и означал он, что беглец пойман. Крик мячиком
поскакал по стенам ущелья, многократно повторяясь, но смысл его не менялся.
Беглец пойман.
Он придерживался руками за край скалы. Люди внизу не двигались.
Странное положение, быстро подумал он. Все мои учителя, чьи труды мне
когда-то надлежало усвоить, даже Антон де Хаэн, которого я никогда не видел
(но читал), все назвали бы это положение странным и недостойным. Но сейчас
их точка зрения мало что значит.
Он еще раз взглянул на свои руки, подумал: что бы там ни было, сила их
велика. Он втянул свое тело на метр вглубь пещеры и подумал: другим в моем
положении пришлось бы хуже. Тело у меня крепкое. По одному я бы с ними
справился.
Но их шестеро.
Великий Парацельс, снова подумал он, посчитал бы, что я погиб. Но когда
ты попал в положение, которое можно считать гиблым, выбора у тебя нет. И ты
должен выбрать не погибель, а нечто иное. Ты должен выбрать хитрость и ум,
подумал он, обратив свое широкоскулое сильное лицо к своду пещеры, потому
что выбора у тебя нет.
Великий Парацельс при всей своей гениальности был слишком
прямолинейным, иронически подумал он. А у меня нет возможности быть
последовательным. Я выбираю изворотливость.
Они кричали ему.
Мейснер, кричали они ему. Под этим именем он стяжал себе славу в Вене,
в Париже и на половине швейцарских земель; но теперь он находился в другом
мире, далеко от Вены, которую почти не помнил. После процесса той, четвертой
зимой он почти перестал считать себя венцем; люди смеялись над ним, потому
что говорил он не как венец, и тогда он решил, что разумнее перестать
называть себя венцем, - он предпочитал быть разумным.
Теперь один из них, тот, что указывал на него рукой, вновь выкрикнул
его имя, и, когда крик отскочил от скалистой стены, полукружие внизу уже
распалось.
Они двинулись к нему.
Они карабкались по скалистому склону, медленно, но неуклонно. Он лежал,
высунув голову наружу, нижняя часть тела покоилась на узком выступе внутри
пещеры, который шел под углом к отверстию, но втянуть голову под пещерный
свод сил не было. Его охватила вдруг страшная усталость.
На полях одной из книг Мейснера нарисована голова какого-то дикого
зверя, нарисовал ее, как видно, он сам. Голова похожа не то на волчью, не то
на кабанью. Впрочем, рисунок не притязает на натуралистическое сходство.
Голове придана форма маски, а линии шеи, соединяясь, образуют замысловатой
формы ручку.
Многие из тех, кто пытался вынести суждение о деятельности Мейснера,
обходили молчанием лето 1793 года. То, что случилось тогда, окутано мраком -