"Михаил Емцев, Еремей Парнов. Сфера Шварцшильда" - читать интересную книгу автора

подвески, кристаллы подвергались угрозе разрушения.
- Что ты делаешь? - крикнул Олег.
Валька обратил к нему бледное лицо. Он рассматривал Коханова, словно
они виделись впервые.
- Все это не нужно, понимаешь? - сказал он очень тихо.
- Как так - не нужно? Ты с ума сошел! И притом, что за обращение с
уникальной аппаратурой?
Валька сморщился, словно у него заныли зубы.
- Ты пойми, - сказал он с расстановкой, то ли набираясь сил, то ли для
большей убедительности, - нейтринное облучение ничего не дало, и вообще
нет в мире сил, способных подействовать на яйцо. Только...
Он на секунду замолк.
- А ты уверен, что облучение не оказало никакого действия? - спросил
Коханов. - Подождем, может быть, нужен определенный период насыщения,
выдержка во времени.
- Думаешь, как у бомбы замедленного действия? - заинтересовался Валька.
Коханов пожал плечами.
- Ну что ж, подождем немного... Но... все это барахло надо выкинуть.
Оно ни к чему. Совсем ни к чему.
Олег строго посмотрел на Вальку и разразился речью.
Он сказал, что не Вальке решать вопрос, что надо оставлять в
лаборатории. Об этом должен заботиться Грот, их начальник, а не он,
Валька, который всего-навсего безответственный исполнитель. Кроме того,
какие у него мотивы так поступать? Наверное, сплошной вздор, который нужно
просто вышибить из его головы. И вообще, он ответит за поломку приборов;
их стоимость исчисляется миллионами единиц труда.
Валька молча слушал Коханова. На лице его были написаны тоска и
отчуждение. Перед его внутренним взором проносились странные картины. Он
видел рождение Коханова, он видел, как тот рос, проходил три ступени
начального обучения, становился юношей, молодым человеком, мужчиной,
стариком. Всегда рассудительный, благоразумный, уверенный, знающий, что
надо и как надо. Вместе с ним росла, мужала и старела его глупость.
Уверенная, рассудительная, трезвая...
- А вдруг сейчас оно... проснется? - встрепенулся Валька и,
приблизившись к яйцу, наложил на него руки.
"Он помешался", - подумал Олег, рассматривая страшные темные глаза
товарища, блестевшие сухо и жестко...
...Когда Валька пришел в себя, яйцо исчезло. Эксперимент, видимо,
удался. Он помнил лишь внезапно наступившую тошноту, непонятную душную
тяжесть и прихлынувший к голове жар. Потом все для него кончилось. Он
поднялся с пола, пошатнулся, словно пьяный, попытался схватиться за стену,
но провалился в какую-то черную пустоту. Больно ударился обо что-то
твердое локтем. Ощутил, как от ушибленного места по телу разлетаются
тысячи электрических игл. Еще раз взглянул на лабораторный стол, над
которым раньше висело яйцо. Все осталось на своих местах, а яйцо исчезло.
Пропало, растворилось, улетучилось, унеслось прочь.
"Наваждение какое-то", - подумал он и закрыл глаза. Веки казались
отяжелевшими, набухшими вязкой, как расплавленный металл, кровью. Зато
свет болезненно резал глаза.
Валька выключил освещение и поразился обступившей его непроницаемой