"Михаил Емцев, Еремей Парнов. Последнее путешествие полковника Фосетта (Авт.сб. "Последнее путешествие полковника Фосетта")" - читать интересную книгу автора

слов. Помните, у Киплинга?

Рассказал ли я про реку? Иль на ней поставил мету?
Взял ли пробу с самородком? Нет, не я копался там!
Потому что сам Создатель втрое мне платил за это.
Только ты понять не можешь. Уходи и действуй сам.

Теперь понимаете? Мне только казалось, что я чего-то ищу, к чему-то
стремлюсь. Сельва сама по себе и цель, и награда, и судьба. Я отдал ей
все: молодость, талант, любовь, здоровье. Все! А чего достиг? Не спешите
отвечать. Сначала подумайте о моих глазах, которые видели то, что лишь
смутно мерещится поэтам. Не забудьте о моей коже, которая каждой клеткой
впитывала грозовой аромат настоящей жизни. А мои нервы? Всегда натянутые,
как тетива, не они ли ежечасно играли в рулетку со смертью? И вопреки
традиции крупье постоянно проигрывал... Нет, не спешите говорить, что я
ничего не вынес из сельвы.
Впрочем, думайте что хотите. Я не люблю навязывать другим свое мнение о
весьма отвлеченных понятиях нравственного идеала. Лучше я расскажу о
первой встрече с сельвой...
Завязку этой истории следует искать во тьме веков. Она отодвинута от
нас по крайней мере на двенадцать столетий. Я же оказался втянутым в нее
девять лет назад, что дает мне некоторые надежды не опоздать хотя бы к
развязке.
Как сейчас помню этот дождливый августовский день. Только что защитив
магистерскую диссертацию по биохимии вирусов, я спешил обрадовать невесту.
Мы были помолвлены с ней уже шесть лет. На этот день оба мы возлагали
большие надежды. С огромным букетом роз, промокший и счастливый, я
прислонился спиной к ее двери, нащупал звонок и нажал кнопку. Дверь
открылась бесшумно, и я упал в объятия моего будущего тестя. Я понял это,
когда обернулся. Он с некоторым сожалением взглянул на свой смокинг и
пригласил меня в кабинет.
В гостиной звенело столовое серебро. Из кухни доносился соблазнительный
запах жареной индейки. Эти верные признаки предстоящего банкета отнюдь не
могли омрачить моего ликования. Оставив розы на мраморном столике, с
улыбкой от уха до уха я последовал за сэром Генри.
Должен сказать, что отец моей невесты считался одним из крупнейших
вирусологов нашего времени. Нобелевский лауреат и профессор университета,
он был ко всему прочему и моим шефом. Нужно ли говорить о тех чувствах,
которые я испытывал, входя в его огромный кабинет?
Сэр Генри предложил мне сесть и сам сел в старое, довольно потертое
кресло с высокой узкой спинкой. Я почему-то подумал, что в этом кресле
сидел отец сэра Генри, его дед, а может, даже и прадед, какой-нибудь
энергичный и ловкий дипломат ее величества королевы Виктории. Словно
подтверждая эти мысли, со стены кабинета молча взирали лики многочисленных
предков. Здесь были элегантные денди, некогда украшавшие салоны высшего
света, бравые офицеры в форме колониальных войск и солидные мужи с баками,
очевидно причастные к бизнесу и парламентской говорильне. На некоторых
портретах были изображены и женщины, не особенно красивые, но обладавшие
зато столь прямым и настойчивым взглядом, что он не вызывал сомнения в их
умении постоять за себя. Очевидная добродетель этих дам на мгновенье