"Мартин Эмис. Стрела времени, или природа преступления " - читать интересную книгу автора

бегунов и культуристов, этих дипломированных живчиков - я имею в виду их
упорное стремление к красивой жизни. Красивая жизнь, во всяком случае,
лучше, чем некрасивая. Это виндсерфинг, например, и очаровательные
фьючерсные сделки, а еще стрельба из лука, полеты на дельтапланах и
изысканные обеды. Во сне мне привиделся... Нет, не так. Попробую
сформулировать иначе: над мраком, из которого я выплыл, царила некая мужская
фигура с совершенно невообразимой аурой, сочетавшей красоту, ужас, любовь,
похоть, а самое главное - власть. У этой мужской фигуры, или сущности,
кажется, было белое одеяние (накрахмаленный медицинский халат). И черные
сапоги. А еще такая улыбочка. Наверное, этот образ являлся призрачным
негативом врача номер один - в спортивном костюме, парусиновых туфлях и с
удовлетворенной гримасой,- который, качая головой, указывал на мою грудь.
Время потекло незаметно, целиком поглощаемое борьбой с постелью, больше
похожей на ловушку или укрытую сетями яму, и ощущением начала страшного
путешествия к какой-то страшной тайне. С чем была связана эта тайна? С ним,
с ним: с тем ужасным человеком в самом ужасном месте и в ужаснейшее время.
Ко мне явно возвращались силы. Врачи с тяжелыми руками и тяжким дыханием
уходили и приходили, чтобы подивиться моим гуканью и хныканью, моему
эффектному дрыганью, моим атлетическим спазмам. Частенько оставалась одна
лишь медсестра на чудесное ночное дежурство. Ее кремовая униформа
похрустывала - этот звук казался утехой всех моих томлений и веры. Потому
что к тому моменту мне стало несравненно лучше, я просто прекрасно себя
чувствовал. Просто как никогда. Осязание со всеми его благами вернулось
сначала в левую сторону (неожиданным рывком), потом в правую (восхитительно
незаметно). Я даже заслужил похвалу от медсестры за то, что смог более или
менее самостоятельно согнуть спину, когда она подставляла мне посудину... В
общем, трудно сказать, сколько я так лежал, тихо радуясь, до рокового часа -
и санитарок. Пижонов-врачей я научился терпеть, медсестра являлась
безусловным плюсом. Но потом явились санитарки и применили ко мне
электричество и воздух. Их было три. Эти не церемонились. Они ворвались в
комнату, затолкали меня в мою одежду и вытащили в сад. Точно, в сад. Потом
они прикрепили к моей груди два толстых провода, похожих на телефонные
(белых - добела раскаленных). В конце, перед тем как уйти, одна из них
поцеловала меня. Кажется, я знаю, как называется такой поцелуй. Его называют
поцелуем жизни. После этого я, должно быть, отключился.
Очнулся я со звучным хлопком в ушах, сознанием полного одиночества и
чувством восторженной любви к своему обиталищу, к этому большому вялому
телу, которое в тот момент уже было занято: равнодушно тянулось над клумбой
с розами поправить ослабшую подвязку на ломоносе у деревянного забора.
Большое тело двигалось медленно и уверенно: да, оно знает свое дело. Мне все
хотелось отдохнуть и получше рассмотреть сад. Но что-то не сработало.
Почему-то не все получается. Тело, в котором я нахожусь, не слушается
приказов моей воли. Я говорю: посмотри по сторонам. Но шея не повинуется.
Глаза двигаются по собственному усмотрению. Это что, серьезно? С нами что-то
не так? Я не поддался панике. Я довольствовался боковым зрением, благо, оно
не намного хуже. Разглядел вьющиеся растения, которые покачивались и
подрагивали, как пульс, как тихое биение крови в висках. И всепроникающую
бледную зелень с полосками, оттененную светлым, как... как американские
деньги. Я копался там, пока не стало темнеть. Сложил инструменты в сарай.
Минуточку. Почему я иду к дому задом наперед? Погодите. Солнце заходит или