"Дмитрий Емец. Добрынюшка Никитич млад (кибербылина)" - читать интересную книгу автора

Уводить к себе полоны великие..."
Спрашивают мать туры златорогие:
"Ты скажи нам, мудрая наша матушка,
Будет ли русской земле спасение?"
Говорит турица таковы слова:
"Испокон веков стояла Русь на двух столбах.
Первый столб - душа русская,
Второй столб - силы богатырские.
Коль рухнут те столбы, тут и Руси не жить,
Коль устоят - и Русь матушка стоять будет, не пошатнется..."


ДОБРЫНЯ

По чаще глухой, по бронзовой, среди стволов чугунных ехал могучий русский
богатырь Добрыня Никитич млад. Конь под ним железный, подковки у коня
кремниевые, гвоздики на подковках титановые, седло под витязем кобальтовое на
двенадцати подпругах, тринадцатая не ради красы, а ради крепости богатырской;
глаза у коня - линзы драгоценные, из рубина выточенные. Сам Добрыня Никитич
богатырь не простой - тело у него стальное, в трех кузнях кованное, в печи
огненной закаленное, кудри у Добрынюшки серебрянные, кольчуга на нем
молибденовая, нагрудничек - вольфрамовый, шлем - с шишаком никелевым. Едет
Добрыня посвистывает, коня своего по крупу похлопывает, вспоминает он матушку
родную, что оставил он в Рязани купеческой.
Ай доселе Рязань слободой слыла, нонче Рязань слывет городом. Жил в Рязани
торговый гость Никитушка Романович с женой своей Омельфой Тимофеевной. Был
Никитушка Романович в плечах хромированных широк и мышцами пневматическими
силен, не любил Никитушка в лавке сидеть да монеты считать, а любил он на
охоту удалую выехать. Силу он имел великую, с одним ножом булатным ходил на
кабана бронзового, а на медведя железного, самосборного, ходил он с рогатиной.
Сколько раз Никитушку лоси на рогах подкидывали да медведи железные корпус
его когтями рвали тому счету нет, а ему все нипочем. Наложит латочку медную да
знай посмеивается, а на другой день снова на охоту идет. Совсем в Никитушке
Романовиче страха не было.
Да пришла пора, остановилось у него сердце атомное, закрылись глаза его
зоркие. Овдовела Омельфа Тимофеевна, осталась она на свете одна-одинешенька.
Тошно тут стало Омельфе, долго она в тоске билась и надумала собрать сынка
Добрынюшку по подобию мужнему. Сковала она Добрыне в трех кузнях тело
стальное, закалила его в печи русской огненной, заговорила от стрел, мечей и
копий вострых, а как кудри его серебрянные отливала, слезами горючими их
окропила. Минул срок, вышел Добрынюшка из печи, стал он расти не по дням, а по
часам. Ест Добрынюшка хлеба железные, пьет йод да бром - на глазах силушкой
наливается.
Минуло семь лет как один день, стал тут Добрыня да семи годков, стал он на
улицу похаживать, с малыми роботятами поигрывать. Кого Добрыня за ногу схватит
- у того нога вон, кого за руку - у того рука вон: непомерная была его сила да
вредная.
А как стало Добрыне восемнадцать годков, стал он погрущивать. Ввалились
щеки его стальные, посеклись кудри серебряные.
Стала Омельфа Тимофеевна Добрынюшку допытывать: