"Дмитрий Емец. Владимир Мономах [И]" - читать интересную книгу автора

водой. Святополк же и Владимир и Ростислав, выстроив дружину, двинулись. И шел
на правой стороне Святополк, на левой Владимир, а посередине Ростислав".

* * *

Оторвался Владимир от летописи, задумался. Уж семнадцать лет пролетело с
той поры, а перед глазами всё стоит как теперь. В малейших деталях...
Неразумная горячка Святополка, бравада его дружины, запах гари с той стороны
Стугны, конский храп... Брызги воды, кипящей от тысяч разом кинувшихся в нее
коней. Пни, бревна, кусты торчат из реки - вышла в половодье из берегов
Стугна... Носятся над водой всполошившиеся чайки... Теснота страшная...
Давка... Паника... Спеша первыми попасть на тот берег, русские дружинники бьют
друг друга мечами, древками копий... Вот брат Ростислав кричит что-то, вот
ощерился его рот - а в следующий миг вороной под ним спотыкается и исчезает
под водой, провалившись не то в омут, не то в затопленную яму... Нога
Ростислава остается в стремени...
Почувствовав внезапное сердцебиение, Мономах крупными шагами подошел к
окну и выглянул во двор, где у костра грелись отряженные на ночную стражу
дружинники. Потом Владимир Всеволодович снова подошел к летописи и стал читать
самые тяжелые, самые позорные для памяти страницы:
"И, обойдя Треполь, прошли вал. И вот половцы двинулись навстречу, имея
впереди стрелков. Наши же, встав между валами, подняли стяги свои, и двинулись
стрелки русские из-за вала. И половцы, подойдя к валу, подняли стяги свои и
налегли в первую очередь на Святополка и врезались в полк его. Святополк же
держался стойко, а люди его побежали, не выдержав натиска воинов; после же
побежал и Святополк. Потом половцы обрушились на Владимира, и завязался бой
лютый; побежали и Владимир с Ростиславом, и воины их. И прибежали к реке
Стугне, и бросились в реку Владимир с Ростиславом, и стал тонуть Ростислав на
глазах у Владимира. И захотел Владимир подхватить брата своего и едва не
утонул сам. И утонул Ростислав, сын Всеволодов. Владимир же, перейдя реку с
остатками дружины - ибо много пало людей из полка его и бояре его тут пали - и
перебравшись на ту сторону Днепра, оплакал брата своего и дружину свою и пошел
в Чернигов в глубокой печали. Святополк же вбежал в Треполь и заперся там,
пробыл там до вечера, и в ту же ночь пришел в Киев. Половцы же, видя, что
победили, одни пустились грабить землю киевскую, а другие вернулись в Торческ.
Эта беда случилась в день Вознесения Господа нашего Иисуса Христа, 26 мая..."

* * *

Оторвавшись от списка, Мономах нетерпеливо провел ладонью по лицу -
почудилось ему, паутина налипла.
- Микита! Да что такое?! Вели смести! - крикнул он сердито.
Микита, тяжело ступая, подошел к печи и встав на лавку, стал слепо водить
рукой по потолку. Знал Микита, что нет там ничего, чисто, да разве с князем
поспоришь. Даже теперь, в старости, горяч Владимир Всеволодович, а в молодые
годы совсем был вспыльчив. Только скажи ему что поперек - вспыхнет как
головня. Вспыльчив - да отходчив.
- Не надо, старик! Ступай, завтра! - нетерпеливо крикнул Мономах, а сам
подумал: зачем читает он летопись, зачем терзает память? И так, без летописи
Сильвестровой, помнит он те годы - тяжелые, позорные для Руси. Казалось, Бог