"Харлан Эллисон. Василиск" - читать интересную книгу автора

Во рту у него сразу пересохло. Ему вдруг страшно захотелось пива.
- А куда мне было идти?
- Неужели тебе недостаточно тех несчастий, которые ты уже и так навлек
на папу, маму и меня?
Ему хотелось рассказать ей о своей правой ноге и зрении, которых он
лишился где-то в Юго-Восточной Азии. Но, глядя на маленькое, бледное лицо
сестры, повзрослевшее и какое-то безмерно измученное, он понял, что не
сможет произнести ни слова.
- Это было ужасно, Вернон. Ужасно, Они приходили и говорили с нами,
никак не хотели оставить нас в покое. Установили телевизионные камеры и
постоянно вели съемку дома, мы даже на улицу не могли выйти. А когда они
убрались, пришли люди из города, стало еще хуже; о Господи, Верн, ты не
поверишь, что они вытворяли; Однажды ночью пришли и начали все ломать,
спилили дерево, а когда папа попытался их остановить, ужасно его избили.
А он думал о своей ноге.
-Мы уехали, Верн. Потому что не могли иначе. Мы надеялись... - Она
замолчала.
Он думал о хижине и о запахе.
-Да, сестричка, я понимаю.
-Мне очень жаль, Верн. Мне правда жаль, милый. Почему ты так с нами
поступил? Почему?
Лестиг долго ничего не отвечал, и тогда она подошла к нему, обняла и
поцеловала в шею, а потом скользнула в темноту... Скрипнули доски, он снова
остался один.
Он просто сидел на скамейке и ни о чем не думалСмотрел в темноту до
тех пор, пока глаза не начали вытворять с ним странные штуки: ему
показалось, будто он видит, как в тусклом свете, льющемся из окна, танцуют
крошечные пылинки. Потом отблески изменили оттенки, слились, стали алыми, и
Лестигу почудилось, что он смотрит в зеркало, в глаза какогото
отвратительного существа... Голова разболелась, глаза стало жечь...
И сама церковь изменилась каким-то странным, необъяснимым образом:
стала таять, закружилась, Лестиг мучительно пытался сделать вдох, и тогда
церковь вдруг превратилась в хижину; его снова подвергли допросу.
Он полз.
Полз по грязному полу, цепляясь пальцами и оставляя на земле борозды,
пытаясь убежать... от них.
- Ползи! Ползи - и тогда, может быть, мы оставим тебе жизнь!
Он полз, их ноги находились на уровне его глаз, он пытался добраться
до одной из них, коснуться, а они его били. Снова и снова. Но боль - еще не
самое страшное. Клетка, в которой его держали бесконечные дни и ночи, была
слишком маленькая, чтобы выпрямиться во весь рост, слишком узкая, чтобы
лечь, открытая дождям и насекомым, которые устраивали гнезда и откладывали
личинки в воспаленном обрубке его правой ноги - чесалось так, что он уже не
мог терпеть. И свет, падающий от висящей над клеткой лампы, свет, который
не выключался ни на секунду, ни днем ни ночью. И никакого сна. И вопросы,
бесконечные вопросы... И он полз... Господи, как он полз... если бы ему не
мешали, он прополз бы вокруг земли, опираясь на окровавленные руки и
единственную ногу, разрывая в клочья форменные брюки... он полз и полз,
только чтобы ему дали поспать, чтобы безжалостные стрелы боли перестали
терзать измученное тело... он дополз бы до центра Земли, выпил бы