ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

Малая серия Выпуск 3

Л. И. Демин СЕМЕН ДЕЖНЕВ

12. ВЕЛИКИЙ ВОСТОЧНЫЙ ПОХОД

Остались позади строения Нижнеколымского зимовья и небольшая толпа на берегу, провожавшая корабли. Миновали гористый кряж, протянувшийся по правому берегу Колымы, и пустынные острова дельты, покрытые чахлой тундровой растительностью и оглашавшиеся криками полярных птиц.

Из устья в море выходили вереницей. Впереди шел коч Алексеева, за ним коч Дежнева, потом остальные. Справа по борту вынырнула из воды круглоголовая нерпа, одна, другая, с любопытством разглядывая проходившие мимо корабли. Море было спокойно и, казалось, не предвещало никаких бед. Лишь с севера, из центральной Арктики, куда ушли льды, доносилось холодное дыхание вечной зимы.

Семь кочей покинули колымское устье и взяли курс на восток. Впереди были встречи с неизведанными землями, неизвестными доселе или известными только понаслышке племенами и народами. Мореходы старались не удаляться от берега, ориентируясь по головному кочу, который вел опытный кормщик. Справа угрюмо чернела низменная береговая полоса, за которой далеко на горизонте маячили горы, окутанные туманом. Прошли низменный остров Айон, за которым широкий пролив вел в глубоко вдававшуюся в глубь материка Чаунскую бухту. За проливом мыс Шелагский острием выступал в море, а за ним опять шла слабоизрезанная, плавная береговая линия.

Изредка на берегу можно было увидеть дымок стоибиша, юрты. Здесь располагались чукотские и эскимосские поселения. Русские мореходы еще не различали эти два народа и объединяли их общим понятием «чухчи», «чухоцкие люди».

С какими же народами предстояло вступить в контакт русским? Какова была этническая карта северовосточного выступа Азиатского материка оканчивающегося Чукотским полуостровом? Карта эта была достаточно пестрой. Границы расселения племен и народов не совпадали с теми границами, которые сложились во второй половине XIX века. Западной границей расселения чукчей (чукоч, чукцей) служила река Чаун, впадавшая в Северный Ледовитый океан. По Чауну и ее притокам также кочевали оленеводы-чуванцы, одно из юкагирских племен. Они расселялись и по верховьям Анадыри и ее левым притокам. Чукчи появлялись на Анадыри только в ее низовьях.

Обширные тундровые пространства к востоку от Чауна и Анадыри до самого Берингова пролива заселялись чукчами, которые вели частично оседлый, частично кочевой образ жизни. Оседлые селения, жители которых занимались морским промыслом, были разбросаны по побережью Ледовитого океана и Берингова моря. По рекам Большой и Малой Чукочьей, к западу от устья Колымы обитала небольшая изолированная группа чукчей, откочевавшая от основной массы их расселения на запад. Именно с этой группой русские впервые столкнулись на Алазее в 1642 году. На побережье Берингова моря от мыса Дежнева до залива Креста чукотские селения чередовались с эскимосскими. Чукчи глубинной части материка занимались, как и их соседи юкагиры, оленеводством и вели кочевой образ жизни.

Ни сами чукчи, ни их ближайшие соседи не имели племенных союзов и племенных вождей. Их общественные отношения находились еще на низкой ступени развития, значительно более низкой, чем у якутов, и не выходили за рамки родовой организации Язык чукчей как и язык их южных соседей коряков, принадлежал к группе палеоазиатских языков и распадался на ряд диалектов.

Эскимосы Чукотки составляли западную ветвь народа, рассеянного также по огромной территории крайнего севера Американского материка и прибрежной полосе острова Гренландии. По своему быту и образу жизни они напоминали прибрежных оседлых чукчей Язык эскимосов относят к эскимосо-алеутской семье языков. В XVII веке шел интенсивный процесс ассимиляции эскимосов с чукчами. Между ними часто заключались смешанные браки. Значительная часть эскимосов Чукотки утрачивала свой язык и сливалась с чукотской массой населения. Поэтому часто было трудно определить - чукотское это или эскимосское прибрежное селение.

Известный этнограф Б.О. Долгих определяет общую численность чукчей и азиатских эскимосов в XVII веке в восемь тысяч. Южными соседями чукчей были коряки, народ более многочисленный. Его численность на конец XVII века Долгих определяет цифрой около одиннадцати тысяч. Заметим, что численность русских на Колыме в годы наибольшего наплыва промышленников оценивалась в четыреста человек. Значительная их часть представляла подвижный элемент, и лишь меньшинство составляло постоянные гарнизоны зимовий, которые периодически сменялись.

Коряки обитали по побережью Берингова моря, к югу от расселения чукчей и эскимосов, а также по рекам Гижиге и Пенжине, впадавшим в Охотское море, и в северной части полуострова Камчатки. Они, как и чукчи, делились на прибрежных оседлых жителей, занимавшихся морским промыслом, и кочевников-оленеводов, обитавших на удалении от морского побережья.

Религией всех народов северо-восточной оконечности Азии был шаманизм, одна из ранних форм религии, связанных с поклонением силам природы, вере в злых и добрых духов. Шаман рассматривался как влиятельная и уважаемая фигура в обществе. Часто он одновременно являлся и главой рода. Люди верили в шамана, как человека, наделенного сверхъестественной силой, способностью вступать в прямые контакты со злыми и добрыми духами, воздействовать на них, нейтрализовать злых, заручиться поддержкой добрых. Одновременно шаман играл роль знахаря-врачевателя, прорицателя. Он носил экзотический костюм, отличавший его от других, увешанный лентами и погремушками. Непременным его атрибутом служил шаманский бубен с колотушкой. Приплясывая под звуки бубна, шаман совершал ритуальное действо - камлание, доводя себя до состояния экстаза. Люди верили, что таким путем он вступает в общение с духами, ублажает их, даже борется с ними.

Первыми среди народов восточной оконечности Юго-Восточной Азии, с которыми русские установили мирные сношения, были юкагирские племена. Они жили в основном по рекам на путях следования русских. С ними велась оживленная торговля. Нередко русские служилые и промышленные люди брали в жены юкагирок. Юкагиры служили проводниками-«вожами» русских служилых и промышленных людей. Так анюиские юкагиры привели Михаила Стадухина с Анадыря на Пенжину, а позже сопровождали Владимира Атласова в его походе на Камчатку.

Объясаченные юкагиры стали подвергаться военным набегам со стороны воинственных чукчей, да и необъясаченных соплеменников. Нападали на них и южные соседи - коряки. Побудительными мотивами этих нападений на более слабые и малочисленные юкагирские племена было стремление поживиться легкой добычей, хотя в них можно усматривать и стремление как-то противодействовать русскому продвижению, избежать ясачного обложения.

К сожалению, в отписках С.И. Дежнева, связанных с восточным плаванием, мы находим лишь крайне скупые, отрывочные сведения о тогдашних обитателях Чукотки. В них также очень мало географических сведений. Так что о впечатлениях мореплавателей можно судить по запискам и воспоминаниям, оставленным другими, более поздними путешественниками. В этом отношении представляет большую ценность книга Г.А. Сарычева «Путешествия по северо-восточной части Сибири Ледовитому морю и Восточному океану», переиздававшаяся в 1952 году. Хотя она написана на основе путевых впечатлении самого конца XVIII века образ жизни аборигенов Северо-Восточной Азии и тем более географическая характеристика края не претерпели к тому времени изменений с середины XVII века. И это дает нам основание обратиться к труду Гавриила Сарычева

Вот описание Чукотки, оставленное этим автором «Сей материк составляют каменистые горы, простирающиеся грядами, которые разделены отчасти долинами расширяющимися к северу. Через оные протекает множество мелководных рек и речек, имеющих каменистое дно. Долины по большей части болотисты и наполнены множеством малых озер. Горы, средней величины, покрыты белым мхом, но вершины высоких и крутых гор представляют голый камень, и местами лежит на них вечно не тающий снег, а особливо по северным скатам гор и в долинах, закрытых тению от солнечных лучей. Лесу нигде не растет, кроме ивовых кустарников и то местами по берегам речек… Из животных водятся олени, горные бараны, медведи, волки, лисицы и песцы; при морских же берегах показываются иногда и белые медведи. Земноводные животные ловятся при берегах северо-восточной, восточной и отчасти южной стороны, как-то сивучи, моржи и тюлени. Моря, окружающие чукотскую землю, изобилуют рыбою разных родов и большею частию таковою же, которая ловится при берегах Охотского моря. Птицы прилетают из теплых стран весною и осенью опять улетают; зимою же видны только вороны, куропатки и снежники».

Интересны заметки Сарычева об «оленьих» чукчах-кочевниках. Они «рассеяны по всему пространству сей земли; имеют большие стада оленей и ведут кочевую жизнь переходя с места на место… Чукча, управляя санями сидит на санках впереди так, что протянутые у него ноги по обе стороны санок упираются пятками в полозья близ самых санных головяшек. Чукчанка же садится с правой стороны и, упираясь правой ногой в полоз, левую имеет протянутую вперед на санках. Вожжи держат обеими руками и вместе с ними в левой руке длинную палку, на конце которой приделана кость, загнутая с одной стороны крючком, а с другой - закрученным молотком. Первым концом выправляют потяги, когда олень заступит их или запутается ногою, а другим - погоняют оленей. В летние большие дни можно на оленях без клади проехать до 150 верст… Когда везут кладь, то по большей частью запрягают в санки по одному только оленю, и управляющий чукча идет впереди пешком и ведет оленя за повод. К заду санок привязывают поводом другого оленя, запряженного в другие санки, а за ним третьего и так далее…»

А вот описание жилища береговых, оседлых чукчей. «Они походят на алеутские юрты, углублены до половины в землю; свод над ними сделан из китовых ребер и жердей, покрыт травою, дерном и засыпан землею. Вход в землянку сверху сквозь малое отверстие; внутри ее довольно пространно; вид имеет продолговатого четвероугольника; по сторонам сделаны небольшие возвышения, на которых под пологами живут семьями чукчи. Посередине юрты ставят очаг из четырех больших камней и на оном разводят огонь для приготовления пищи. За неимением дров жгут китовые кости, поливая время от времени рыбьим жиром». По описанию Сарычева, летние жилища «сидячих» чукчей отличаются от зимних жилищ. Это шатер, покрытый шкурами морских зверей. К зиме он разбирается и их обитатели переходят жить в землянки.

Многое из того, что видел Сарычев, могли наблюдать и члены экспедиции Алексеева - Дежнева.

В навигационный период 1648 года в северо-восточных морях были сравнительно благоприятные условия для плавания, более благоприятные, чем в предыдущие и последующие годы. Прибрежная полоса была свободна ото льдов. Об этом говорят свидетельства нескольких мореплавателей о том, что на протяжении своего пути они нигде не встретили скоплений плавающих льдов. Массы льда были отнесены течением на север, в центр Арктики. Так что и караван Ф. Алексеева - С. Дежнева не встретил на своем пути серьезных ледяных преград, хотя отдельные плавающие льдины и могли попадаться на пути.

Еще в начале прошлого века историк Сибири П.А. Словцов подверг сомнению возможность такой экспедиции, считая восточный участок Северного морского пути, Берингов пролив и Берингово море недоступным для русских кораблей XVII века. Словцов утверждал, что вся дежневская «повесть просто сказка, не отличающаяся от многих легенд того века».

Легенду, созданную Словцовым, позже подхватили американский исследователь Фрэнк Голдер и некоторые другие западные авторы. Ф. Голдер скептически относился к содержанию отписок Дежнева, выискивая в них различные противоречивые или неубедительные, по его мнению, положения. Он высказывал малоубедительную версию о том, что если Дежнев и достиг устья Анадыря, то сухим путем, оставив кочи еще где-то в Ледовитом океане и высадившись на берег значительно западнее Берингова пролива. Вольно или невольно такого рода авторы принижали подвиги русских мореплавателей, умаляли их выдающуюся роль в мировой истории географических открытий.

Подобный тенденциозный, недобросовестный подход к историческим фактам, документам вызвал резкую отповедь не только в России, но и на Западе. Серьезный современный американский ученый Раймонд Фишер, опирающийся на солидную документальную базу и хорошо знакомый с русскими исследователями, выступил с интересной и во многом объективной книгой «Путешествие Семена Дежнева в 1648 г.», изданной в Лондоне в 1981 году. Она содержит подборку ценных документов из советских архивов в английском переводе. Фишер, полемизируя с Голдером, убедительно показывает всю несостоятельность его аргументов и выводов, оценивает уровень русского мореходства XVII века как высокий для своего времени и усматривает в плавании Дежнева и его товарищей большой исторический вклад в мировые географические открытия. С полным на то основанием Фишер утверждает, что приоритет плавания в Беринговом проливе принадлежит Дежневу (мы можем сказать Алексееву и Дежневу. - Прим. Л.Д.) и его товарищам, и, наоборот, не прав Голдер, отрицающий его. Научную несостоятельность подхода Голдера убедительно вскрыли в специальных работах советские исследователи М.И. Белов, Н.Н. Волховитинов, Б.П. Полевой.

Один из аргументов Голдера в пользу его утверждения, что русские мореплаватели не могли пройти восточным отрезком Северного морского пути, заключается в том, что такому неизбежно помешали бы ледяные заторы. Мы видели, что в 1648 году прибрежная часть морей Лаптевых, Чукотского была свободна ото льда. Это разбивает один из основных аргументов Голдера.

Но если льды не препятствовали плаванию, то экспедиция не раз сталкивалась со страшными бурями и штормами, вызванными сильными ветрами. Море волновалось и неистовствовало. Волны превращались в водяные валы гигантской высоты, швырявшие кочи, словно щепки. Резкие порывы ветра рвали паруса и снасти. К берегу подходить было рискованно - волны могли разбить корабли о прибрежные камни. Далеко не все кочи достигли желанной цели. Для некоторых плавание завершилось трагедией.

Документальные сведения о плавании Алексеева и Дежнева, дошедшие до нас, очень скудны и отрывочны. Они сводятся к нескольким отпискам и челобитным самого Дежнева и немногим упоминаниям о нем, которые можно найти в бумагах других лиц. Какими-то неизвестными нам документами, касающимися похода 1648 года, из якутского архива пользовался Г.Ф. Миллер во время своей поездки в Восточную Сибирь в середине XVIII века. Документы эти либо утрачены, либо пока не обнаружены в архивных залежах. На основании этих немногих материалов большинство наших исследователей представляло себе ход экспедиции Алексеева - Дежнева следующим образом.

Пользуясь попутным ветром, кочи быстро продвигались на восток. Но, очевидно, в Чукотском море караван судов попал в жестокий шторм. До Берингова пролива согласно традиционной точки зрения дошли только три корабля из семи. Какова же была судьба остальных четырех, в которых находились люди Гусельникова и часть людей Федота Алексеева? В публикациях, посвященных экспедиции, мы находим вполне определенный ответ на сей вопрос - не доходя Берингова пролива, два коча были разбиты бурей, а их команды погибли. Два других пропали без вести. По-видимому, тоже затонули, отбившись от каравана. Никаких документальных свидетельств о том, что какой-либо из этих кочей отстав от экспедиции, возвратился на Колыму, до сих пор нигде не обнаружено. Нет нигде упоминании и о том что людям с погибших кочей, хотя бы некоторым, удалось достичь берега и найти помощь у аборигенов.

В послевоенные годы на страницах некоторых научных и научно-популярных изданий высказывалась любопытная версия, что кочи, считавшиеся пропавшими без вести, возможно, прибило бурей к берегам Америки; экипажи этих кораблей, быть может, высадились на Аляске и там затерялись среди местных эскимосов.

В.А. Перевалов в книге «Русские мореплаватели» (Воениздат, М., 1953) писал: «Существует предположение, что из семи ночей экспедиции Дежнева несколько ночей (надо полагать, два) пришли к берегам Аляски. Мореходы осели на ее берегах и постепенно смешались с местными жителями». В качестве доказательств этой версия автор приводит следующие факты. В 1837 году на полуострове Кенай были обнаружены остатки какого-то поселения трехсотлетней давности, похожего на русское. Возможно, оно было построено участниками похода 1648 года. Участвовавший в академической экспедиции по изучению Сибири в начале 40-х годов XVIII века в качестве ее толмача Я.И. Линденау писал в своем сочинении «Описание Чукотской земли, где она имеется», что чукчи в лодках, перебираясь на «Большую землю» (Аляску), привозят оттуда деревянную посуду, посуда эта напоминает ту, которую выделывают русские. Один из чукчей будто бы рассказывал ему, что лет семьдесят или более тому назад какие-то русские плыли на восток. Из-за бурной погоды их кочи разлучились, и некоторые из них пришли на «Большую землю». Не об экспедиции ли Алексеева - Дежнева шла речь?

Около 1779 года казачий сотник Иван Кобелев, находясь на острове Крузенштерна в Беринговом проливе, слышал от одного старшины, выходца с Аляски, что в остроге на реке Хеврон (Юкон) живут будто бы русские бородатые люди. Кобелев намеревался было добраться до этих людей, но осуществить это намерение не смог. Он вручил старшине письмо для передачи его с оказией загадочным бородатым людям на Юконе. Было ли доставлено письмо по назначению - неизвестно. Один из первых православных миссионеров Аляски, Герман Аляскинский сообщал, что ходят слухи о появлении русских в этом крае еще в давние времена.

Несколько ранее публикации В.А. Перевалова вышла небольшая книжка Е.А. Самойлова «Семен Дежнев и его время» (изд. Главсевморпути М. 1945). Автор также пишет, что у чукчей ходили слухи, будто ко-чи русских мореплавателей были занесены к берегам Северной Америки, и приводит тот же рассказ старшины о каких-то неизвестных людях на Юконе, похожих своим обличьем, платьем, языком и обычаями на русских.

Версия о том, что часть экспедиции Алексеева - Дежнева оказалась заброшенной на аляскинский берег, кажется привлекательной, дающей основание для увлекательного романтического сюжета. Представим измотанных жестоким штормом людей, отчаявшихся выйти живыми из беды. И вдруг спасительный берег. Волны выбрасывают израненный, разбитый коч на прибрежные камни. Первые впечатления русских мореходов об аляскинской природе, чем-то напоминающей природу Северо-Восточной Азии и чем-то отличной от нее. Встреча с эскимосами, которые приходят на помощь русским. Строительство хижины…

Если же серьезно задуматься над реальными возможностями такой версии, то возникают вопросы. Допустим, русские мореходы достигли Аляски. Мирной ли могла быть встреча с прибрежными эскимосами? Допустим, мирной. Позже, в пору Русской Америки русские на Аляске смогли же установить добрые отношения с коренным населением: эскимосами, алеутами, индейцами. Если у русских, достигших Аляски, уцелел хотя бы один коч, пусть поврежденный бурей, почему русские не попытались его отремонтировать и вернуться на нем в Азию? Если даже предположить, что кочи были полностью разбиты и отремонтировать их не представлялось возможным, почему русские не попытались построить новый коч? Технически это было осуществимо. Могли бы, вероятно, русские, установив добрые отношения с эскимосами, попытаться при хорошей погоде переправиться через Берингов пролив на эскимосских байдарах. Трудно поверить, чтобы команда русских, оказавшись на Аляске, не попыталась за многие годы дать о себе знать.

Вообще во всех этих так называемых свидетельствах о пребывании русских на Аляске много неясного, противоречивого. Они обрастали легендами и непроверенными слухами, которые неопровержимыми фактами не подтверждались. Поэтому в более поздних публикациях советские исследователи к версии о возможной высадке части экспедиции Алексеева - Дежнева на аляскинском берегу стали относиться более осторожно. В публикациях последних десятилетий, как правило, речи об этом не ведется. Тщательное изучение русских и американских источников, включение и материалов археологических раскопок, производившихся на Аляске, пока не выявило убедительных доказательств версии. Но отсутствие бесспорных доказательств, не найденных на сегодняшний день, вовсе не исключает возможности такого появления русских на северо-западе Американского континента в середине XVII века. В этом отношении примечательно высказывание крупного советского историка и географа, члена-корреспондента АН СССР А.В. Ефимова: «Не исключено, что часть экспедиции Дежнева открыла Северную Америку со стороны Тихого океана, достигла Аляски и основала там поселение, но с полной уверенностью этого утверждать не можем. Ведь могла быть какая-то другая русская экспедиция, о которой пока у нас нет никаких сведений».

От устья Колымы до пролива, разделявшего два материка, около 1400 километров. По мнению исследователя Н.Н. Зубова, коч при попутном ветре и при отсутствии льда мог преодолеть этот путь за пять суток. Так как корабли экспедиции попали в жестокий шторм, то, очевидно, путь до пролива занял не пять суток, а более. Берингов пролив встретил мореплавателей неприветливо. Гулкие волны бушевали, разбиваясь о прибрежные камни, неистовствовал ветер. Кормчие с трудом справлялись с рулевым управлением, стараясь держаться подальше от опасных скал. Но несчастье и здесь подстерегло остатки каравана. Разбило коч Герасима Акудинова. Потерпевшему аварию кораблю пришел на помощь Семен Дежнев. Он оказался выше личных обид на разгульного соперника. Подошел с риском для жизни своей и своих людей к гибнувшему кочу и взял к себе на борт и Анкудинова и его отряд, исключая тех, кого поглотили бушующие волны. Если следовать традиционной точке зрения исследователей, теперь из всего отряда осталось только два корабля - коч Алексеева н коч Дежнева.

Где-то вблизи Берингова пролива мореплаватели сделали высадку на берег. Вероятно, для того, чтобы отдохнуть после изнурительной бури, пополнить запасы пресной воды, насобирать выкидника на топливо, починить поврежденные снасти такелажа. Несомненно, намеревались они также вступить в контакты с местными обитателями с целью завязать с ними меновую торговлю, попытаться получить от них информацию о здешней земле, о дальнейшем направлении береговой линии, о морях, которые простирались впереди.

Вблизи места высадки находилось поселение прибрежных жителей. Кто были они - чукчи или эскимосы, - на этот счет полной ясности у нас нет. Мы видели, что русские не различали эти два народа и называли их общим именем «чухочьих людей». Встретили они русских, никогда доселе ими невиданных, воинственно, градом стрел. Мы не знаем подробностей этого военного столкновения и что послужило поводом для него. Во время схватки был ранен Федот Алексеев, «…на пристанище (то есть при высадке на берег. - Л.Д.) торгового человека Федота Алексеева чухочьи люди на драке ранили», - узнаем из челобитной Дежнева. Можно предполагать, что русские рассеяли нападавших «огненным боем» и смогли управиться со своими делами.

Экспедиция миновала каменистый мыс, вдававшийся далеко в море, самую восточную оконечность Азиатского материка, носящий ныне имя Дежнева. К востоку от материка угрюмо чернели окутанные серым туманом островки. Этот маленький архипелаг, состоящий из двух островов и нескольких скал, носит ныне название островов Диомида или Гвоздева и разделен между владениями СССР и США. Алексеев и его спутники могли видеть западный из островов архипелага - остров Ратманова, который отчетливо просматривается с чукотского берега. Итак, было сделано грандиозное географическое открытие, открытие века. Русские мореплаватели первыми открыли пролив, разделяющий два материка, прошли из Северного Ледовитого океана в Тихий.

Сознавали ли первооткрыватели все огромное историческое значение сделанного ими открытия, все величие подвига своего? Вряд ли. Торговые и служилые люди совершали рискованную, трудную промысловую экспедицию, терпели беды, теряли своих товарищей. На пути встречалось много мысов и островов. Еще один каменистый мыс, о берег которого бьются гулкие волны прибоя, - рядовое событие за долгий путь. В истории Великих географических открытий бывали случаи, когда мореплаватели совершали величайшие по своему значению открытия, не подозревая об этом. Хрестоматийный пример с Христофором Колумбом.

В кинофильме «Семен Дежнев», выпущенном несколько лет тому назад Свердловской киностудией, есть такой эпизод - Алексеев, Дежнев с товарищами устанавливают на мысе, который впоследствии будет носить имя одного из главных участников экспедиции, памятный знак, высокий деревянный крест. В ознаменование своего великого открытия, достижения восточной оконечности Азии. Эпизод, являющийся кульминационным моментом фабулы фильма, впечатляет. Но он суть чистая фантазия авторов. Такого в действительности не было. В район оконечности Азиатского континента, Большого Каменного носа, как называл его Дежнев кочи прибыли в начале сентября, то есть через два с половиной месяца после выхода в путь. Термин «Большой Каменный нос» употребляется Дежневым в его отписках. Между исследователями ведется яростная полемика вокруг вопроса - что же имел в виду под этим термином Семен Иванович. Собственно мыс или нечто большее? Еще со времен Г.Ф. Миллера наметилась тенденция со стороны некоторых авторов толковать понятие «Большой Каменный нос» расширительно, подразумевая под ним не только собственно мыс, а всю прилегающую к нему территорию Чукотки. Миллер полагал что в данном случае речь шла об обширном пространстве к востоку от мыса Шелагский нос и до пролива, разделяющего материки. Полярный исследователь Ф.П. Врангель также придерживался мнения, что «Большой Каменный нос» - это мыс со всей прилегающей к нему территорией. Ныне это расширительное толкование носа рьяно отстаивает Б.П. Полевой, приводя в специальных публикациях целую систему своих доводов. Против этого толкования выступали М.И. Белов, А.И. Алексеев. По мнению Белова, Дежнев ведет речь только о современном мысе, носящем его имя, и непосредственно прилегающей к нему территории, но не обо всем Чукотском полуострове. Алексеев сторонник той точки зрения, что речь шла лишь о мысе без прилегающего к нему пространства суши. Защитники той или иной версии приводят в качестве одного из своих главных доводов довод лингвистический. Одни утверждают, что слово «нос» на языке XVII века означает «мыс», другие - «полуостров». «Словарь русского языка XI- XVII вв.», том II дает этому слову единственное значение - «мыс», подкрепляя это двумя примерами. Впрочем, эти примеры дают нам основание и для расширительного толкования. Так что довод лингвистический вряд ли может убедить в бесспорной правоте одной из двух точек зрения.

Следует заметить, что современному исследователю трудно вникнуть в логику мышления человека XVII века и домысливать за него. Между тем дежневские отписки содержат выражения не вполне ясные, допускающие различные толкования.

Жанр нашей книги не обязывает нас останавливаться на подробностях этого многолетнего научного спора. Кто бы ни был прав из полемизирующих сторон, для нас важно не то, что подразумевал С.И. Дежнев под Большим Каменным носом - собственно мыс или нечто большее. Важно другое. Важен сам факт великого географического открытия.

Экспедиция достигла восточной оконечности Азии и обогнула весь Чукотский полуостров.

В своей отписке якутскому воеводе И.П. Акинфову, составленной в конце 1654 года или начале 1655 года, С. Дежнев сообщал: «С Ковымы реки итти морем на Онадирь реку есть Нос, вышел в море далеко, а не тот Нос, который От Чухочьи реки лежит (очевидно, Шелагский мыс. - Л.Д.)… А против того Носу есть два острова. А на тех островах живут чухчи, а врезываны у них зубы, прорезаны губы, кость рыбей зуб».

Не владея грамотой, Семен Иванович диктовал свои отписки и челобитные какому-нибудь грамотею. Но и в скупой этнографической информации угадывается наблюдательность автора. Речь шла об эскимосах, обитавших не только на побережье Чукотского полуострова, но и на прибрежных островах. Русские называли их также «зубатыми людьми», поскольку они имели обыкновение носить украшения из рыбьего зуба, то есть моржовой кости. Украшения эти вставлялись в прорезь губы.

Информация эта строго достоверна и не является плодом вымысла казака-мореплавателя. Она совпадает со свидетельствами другого автора, полковника Плениснера, спустившегося в 1763 году по Анадыри. Он получил сведения от чукчи Хехгигита о том, что на двух островах, лежащих против Чукотского полуострова, живут не чукчи, а люди другого племени. «Самые лучшие их мужики и старшины имеют у себя для украшения, сделанные из моржовых зубов подле рта у нижней губы в прорезанных на обеих сторонах скважинах по одной плоской кости круглой, подобно запанкам величиною как прежде бывшие пятикопеечные медные, а иногда и против нынешних гривенников и пятикопеечников серебряных; и те кости они вдевают (в) помянутые скважины во время их жертвы (жертвоприношения - Л.Д.). По сему и называются зубатые; а когда начнут есть, то те кости из прорезанных скважин вынимают».

Скорее всего и Дежнев и Плениснер имели в виду одни и те же острова, лежащие в Беринговом проливе - острова Ратманова и Крузенштерна. Описание «зубатых людей» в дежневской отписке совпадало с более пространным описанием у Плениснера. Поэтому описание Семена Ивановича, хотя и краткое, можно воспринять как сделанное очевидцем. По-видимому, мореплаватели высаживались на островах Диомида и имели контакт с населением.

«А лежит тот Нос промеж сивер на полуношник - читаем далее в отписке Дежнева, - а с русскую сторону Носу признака вышла: речка, становье тут у чухоч делано, что башня из кости китовой, и Нос повернут круто к Онандыре реке под лето. А доброво побегу от Носа до Анандыри реки трои сутки…». Опять этнографическая информация. Башня из кости китовой - это образное или фигуральное определение жилища прибрежных жителей. Оно представляло собой землянку, кровельный каркас которой делался из китовых костей, И здесь мы видим совпадение с описанием, приводившимся нами выше, сделанным другим автором, Г. Сарычевым.

Эта меткость, достоверность наблюдений Дежнева служит бесспорным доказательством реальности его плавания и полной несостоятельности тех скептиков, которые пытались подвергать сомнению его достоверность. Определяет Дежнев и местонахождение Носа «промеж сивер на полуношник». Старинные русские термины «сивер» и «полуношник» - это названия ветров, бытовавшие в лексиконе русских полярных мореходов. Могли они употребляться и для обозначения стран света. Возможно, Дежнев использовал какую-то точку отсчета, расположенную южнее Носа, который по отношению этой точки находился в северо-северо-восточном направлении, то есть «промеж сивер на полуношник». Впрочем, в научной литературе можно найти другие попытки объяснить эту фразу отписки.

Подавляющее большинство исследователей склоняется к мысли, что Большой Каменный нос или его крайняя восточная точка (если допускать расширительное толкование) - это современный мыс Дежнева. Однако же выдвигались и другие точки зрения. Еще в XVIII веке Г.Ф. Миллер, а вслед за ним в прошлом веке и Н.Н. Оглоблин идентифицировали дежневский Большой Каменный нос с мысом Чукотским, расположенным несколько южнее, вблизи которого также лежат небольшие островки. В пользу сторонников первой, наиболее убедительной, по нашему мнению, точки зрения служит следующий аргумент. Мыс Дежнева далеко вдается в море, и, как подчеркивает М.И. Белов, он как бы делит всю окружающую природу на два региона - северный, арктический, и южный, тихоокеанский. Это самый заметный географический объект, мимо которого ни один моряк не может пройти, чтобы не отметить его на своих картах. За мысом Дежнева береговая линия резко поворачивалась на юго-запад. Чукотский и другие соседние мысы не столь внушительны и приметны. Поэтому С. Дежнев и избрал тот из мысов, который впоследствии будет назван его именем, чтобы упомянуть о нем в своей отписке и дать краткое его описание.

Недоумение и споры исследователей вызывает заключительная фраза той выдержки из дежневской отписки, которую мы приводили выше - «А доброво побегу от Носа до Анандыри реки трое сутки». За трое суток путь от мыса Дежнева до анадырского устья на парусном коче XVII века преодолеть невозможно. Путь этот превышает тысячу километров. К тому же плавание часто затруднено противными ветрами. За это несоответствие ухватился Голдер, чтобы воскликнуть - недостоверное свидетельство! Стало быть, и само плавание Дежнева вокруг материка фантазия.

Скупы свидетельства Дежнева о Большом Каменном носе. Все же из немногочисленных строк дежневской отписки можно сделать определенное заключение. Экспедиция задержалась у восточной оконечности материка на некоторое время. Мореплаватели обследовали мыс и прилегающие к нему участки побережья, побывали на островах Диомида, присматривались к местным эскимосам, вероятно, завязывали с ними меновую торговлю. Одекуй, металлическая утварь, ножи могли вымениваться на моржовый клык. Острова Диомида лежат в самой узкой части Берингова пролива. В ясную погоду с возвышенной точки восточного островка можно увидеть как азиатский берег, так и аляскинский.

Эскимосы издавна обитали по обоим берегам Берингова пролива. Отличные мореходы, они общались с соплеменниками противоположного берега, переплывая в спокойную погоду пролив на легких продолговатых байдарах, обтянутых шкурой морского зверя. Возможно, на одном из островов Диомида съезжались эскимосы чукотские и аляскинские для родственного общения, обмена подарками. Это дает нам основание предполагать, что русские мореходы могли иметь общение с аборигенами, бывавшими на берегах Аляски, или даже непосредственно с североамериканскими эскимосами, и получить от них информацию о какой-то большой земле, лежавшей за проливом. Если это так, то почему такая, казалось бы, первостепенной важности информация не нашла отражения в дежневских отписках? Да потому, что ограниченность географической осведомленности мореходов не позволила бы им оценить всю исключительную важность услышанного. Рассказы о «Большой земле» за проливом воспринимались ими как рассказы еще об одном острове среди многочисленных и малоприметных островов, встречавшихся на пути. Быть может, эта загадочная земля воспринималась как продолжение все той же Новой Земли, которая, по ошибочным представлениям русских мореходов XVII века, тянулась в восточном направлении вдоль северных берегов Сибири на огромной протяженности.

Интересное предположение высказывает писатель Сергей Марков, автор книги «Подвиг Семена Дежнева» (М. 1948). Поскольку у Большого Каменного носа они сделали продолжительную стоянку, не могли ли русские мореходы, обследуя окрестности Носа и прибрежные острова, совершить разведывательное плавание и к аляскинскому побережью? Ведь от Малого Диомида до берега Америки всего сорок верст. «Сорок верст - не препятствие для коча, и, даже идя на веслах, Дежнев мог пригрести и к восточному берегу пролива, к концу земли Кыымын - так чукчи именовали северо-западный край Нового Света. И еще неизвестно доподлинно, какие «чукчи» затеяли сражение с Дежневым и Федотом Алексеевым на неведомом пристанище».

Предположение писателя не представляется невероятным. Такое посещение Аляски Алексеевым и Дежневым было вполне в пределах технических и физических возможностей мореплавателей. Однако же никакими документальными свидетельствами, которые прямо или хотя бы косвенно подтверждали такую возможность, мы не располагаем.

Б.П. Полевой выдвигал гипотезу, что один из двух «островов зубатых», расположенных напротив Чукотского полуострова и упомянутых в отписке Дежнева, может быть идентифицирован с Аляской. Эту возможность допускал и А. В. Ефимов.

Большой интерес представляет «наказная память» (инструкция) якутского воеводы В.Н. Пушкина десятнику Михаиле Стадухину, пытавшемуся в 1649 году повторить плавание Алексеева - Дежнева вокруг Чукотского полуострова. В этом документе сообщались все известные сведения о прилегающих к Анадыри землях. В ней, в частности, содержится упоминание о том, что против устья реки Погычи (Анадыри) где-то далеко на северо-востоке лежит большая «Новая земля». Население Погычи посещает ее для промысла моржовой кости. Очевидно, что речь идет не о той «Новой земле», которая была давно известна поморам. Слово «Новая» скорее здесь употребляется в смысле «неизведанная», «неизвестная». Не об Аляске ли шла речь, слухи о которой могли доходить до русских через чукчей и эскимосов?

Вернемся теперь к рассуждениям Дежнева относительно местоположения Большого Каменного носа, который будто бы находится в трех сутках пути от анадырского устья. В это утверждение трудно поверить. А если принять гипотезу, что точкой отсчета для рассуждений Дежнева служила не восточная оконечность Азии, а какой-либо более южный прибрежный пункт? Эта гипотеза, кажется, помогает сторонникам того взгляда, что Большой Каменный нос - это весь Чукотский полуостров или хотя бы его восточная часть. Тогда от южного рубежа Носа в широком смысле, возможно, и доплывешь до устья Анадыри за трое суток.

А нет ли решения загадки более простого? Минуя пролив, уцелевшие кочи оказались в бурном Беринговом море. Буря могла их отнести далеко от берега, швыряла корабли по бушующим морским просторам. Мореходы, не имевшие карт, располагавшие лишь простейшими навигационными приборами, могли потерять ориентировку во времени и в пространстве. Вот и сложилось ошибочное представление, что если бы буря не мотала кочи в открытом море, то, держась берега, можно было бы проделать весь путь за трое суток. К тому же Семен Иванович Дежнев, отнюдь не ученый гидрограф, хотя и человек одаренный и смекалистый, составлял свою отписку шесть лет спустя, после плавания мог что-то позабыть, мог что-то и поднапутать.

В Беринговом море буря разъединила кочи Семена Дежнева и Федота Алексеева. Организатору экспедиции не суждено было довести ее до конца и достичь желанной цели - Анадыри. Этим двум замечательным людям больше никогда не суждено было встретиться. Коч Алексеева отнесло далеко на юг, и долго никаких известий о судьбе его и его экипажа не было. А корабль Дежнева, последний из всей экспедиции, долго носило по морю. Можно представить эти трагические часы и дни. Истерзанный бурей одинокий коч, с изодранными парусами, поврежденным такелажем, плохо поддававшийся руке кормчего, швыряло как легкую пушинку с одного гребня гигантских волн на другой. Люди шептали слова молитвы Николаю-угоднику, заступнику мореплавателей, и уже, казалось, не надеялись выйти живыми из переделки. Грозно ревел Тихий океан, словно грозил дерзким смельчакам. Скрипели жалобным стоном мачта и весь коч. Волны перекатывались через палубу и смывали все, что было плохо закреплено. Обессиленные казаки едва успевали откачивать воду из трюма…

Выше мы писали, что еще в Ледовитом океане, согласно традиционной версии, два коча были разбиты бурей, два пропали без вести, пятый коч - анкудиновский потерпел крушение в Беринговом проливе. Таким образом, из семи кочей уцелело только два, которые и вышли проливом в Тихий океан. Этой версии и придерживается большинство авторов, обращавшихся к истории плавания Алексеева - Дежнева. Однако противоречивость источников дает основание исследователям приводить и другие версии. Так, М.И. Белов, например утверждает следующее: «В начале сентября, когда в северной части Берингова моря начинается полоса штормов и бурь, четыре (!) уцелевших русских судна вместо семи, отправившихся в путешествие, вышли из пролива и направились на юг. Впереди их ждали великие испытания». Если в этом случае прав М.И. Белов, то выходит, что два коча из последних четырех погибли не в Ледовитом океане, а в Беринговом море.

В 1890 году русский архивист, археограф и историк Н.Н. Оглоблин издал и прокомментировал обнаруженные им четыре челобитных Семена Ивановича Дежнева царю Алексею Михайловичу. Две из них - челобитная 1662 года, писанная в Якутске, и другая, поданная в конце 1664 года в Москве, содержат некоторые сведения о прошлой деятельности челобитчика. «Именно здесь заключены те слова Дежнева, после которых не остается никаких сомнений в том, что он прошел весь Берингов пролив», - замечает Оглоблин.

Вот слова самого Дежнева из его челобитной 1662 года: «И я, холоп твой, с ними торговыми и промышленными людьми шли морем, на шти кочах, девяносто человек, и прошед Анадырское устье, судом Божиим те все наши кочи морем разбило, и тех торговых и промышленных людей от того морского разбою на море потонуло н на тундре от иноземцев побитых, и иные голодной смертью померли, итого всех изгибло 64 человека».

Следует обратить внимание, что знаки препинания в этом документе расставлены не его автором, а инициатором его публикации, придерживавшимся современной ему логики. Русские грамотеи XV11 века не знали синтаксиса в современном его понимании. И поэтому данная выдержка из документа дает основание для разноречивых толкований, зависящих от того, как расставлены знаки препинания. Если бы поставили точку после «девяносто человек», то свидетельство Дежнева не оставляло бы сомнения в том, что все кочи гибли в Беринговом море, «прошел Анадырское устье». Если же точка стояла бы после слов «прошед Анадырское устье», то можно было бы допускать двоякое толкование. «Я, холоп твои, Семейка Дежнев, достиг устья реки Анадыря. А все кочи морем разбило». Где разбило, в каком море, до Большого Каменного носа или за ним - автор челобитной не уточняет.

Очевидно, история Алексеева - Дежнева дает пищу исследователям для новых поисков и уточнений. Но как бы ни истолковывать смысл дежневской челобитной 1662 года, соглашаться или не соглашаться с традиционной версией, горький факт остается фактом. К концу морского плавания все кочи экспедиции оказались разбитыми или пропавшими без вести. Погибла большая часть участников похода. Уцелела, достигнув берега к югу от анадырского устья, лишь небольшая горстка смельчаков во главе с Дежневым - менее четверти всего состава экспедиции. Помог ли Семену Ивановичу счастливый случай или же личный опыт, выдержка, бесстрашие, которые оказались выше, чем у других командиров кочей, не выдержавших схватки со стихией? Несомненно, и то и другое. «А я, холоп твой, от тех товарищей своих остался всего двадцатью четырьмя человеки», - писал С.И. Дежнев в той же челобитной.

Дорого заплатили русские мореходы за свой беспримерно героический подвиг, подвиг первых европейцев, прошедших Великим Северным морским путем Тихий океан. Отдал свою жизнь во имя великого открытия организатор экспедиции Федот Алексеев. Не суждено было ему достичь желанной цели - реки Погычи - Анадыри. Принял у него эстафету руководителя Семен Иванович Дежнев, завершивший дело, начатое совместно с Федотом.

Последний коч с дежневским отрядом был выброшен па берег значительно южнее устья Анадыри, «в передний конец за Анадыр-реку», по словам самого Дежнева Точно определить место гибели коча затруднительно На этот счет существуют разные суждения. Это случилось первого октября 1648 года на сто второй день путешествия.

Обратимся теперь к судьбе Федота Алексеева. В XVIII веке на Камчатке распространялись смутные предания, обраставшие явно легендарными подробностями. Коч (или кочи) Алексеева будто бы принесло к камчатскому берегу. Здесь русские жили среди мирных камчадалов. На следующий год они отремонтировали коч и, обогнув мыс Лопатку, южную оконечность Камчатского полуострова, достигли Пенжинской губы. Там произошло кровопролитное столкновение с коряками, во время которого все русские, в том числе Федот Алексеев, были перебиты. Такова эта трагическая, но малодостоверная история.

Она стала известна выдающемуся русскому путешественнику и исследователю Камчатки Степану Петровичу Крашенинникову (1711-1755). В своем капитальном труде «Описание земли Камчатской» Крашенинников пишет: «Но кто первый из русских людей был на Камчатке, о том я не имею достоверных сведений и лишь знаю, что молва приписывает это торговому человеку Федоту Алексееву, по имени которого впадающая в р. Камчатку речка Никуля называется Федотовщиной. Рассказывают, будто бы Алексеев, отправившись на семи кочах по Ледовитому океану из устья р. Ковымы, во время бури был заброшен со своим кочем на Камчатку, где перезимовав, на другое лето обогнул Курильскую Лопатку и дошел морем до Тигеля, где тамошними коряками был убит зимою со всеми товарищами. При этом рассказывают, что к убийству сами дали повод, когда один из них другого зарезал, ибо коряки, считавшие людей, владеющих огнестрельным оружием, бессмертными, видя, что они умирать могут, не захотели жить со страшными соседями и всех их перебили».

Однако приводя подобную версию, Крашенинников считает ее сомнительной. В ее правдивости сомневаются и последующие исследователи, поскольку подобная легендарная история в своей основе абсолютно противоречит заслуживающей доверия отписке Дежнева воеводе Ивану Акинфову. В отписке речь шла о том, что в 1654 году Семён Дежнев во время одного из походов и столкновений с коряками у анадырского устья «отгромили у коряков якутскую бабу Федота Алексеева». Речь шла об отбитой у коряков спутнице Федота, отправившейся с ним в плавание. Освобожденная из коряцкого плена якутка поведала, очевидно, правдивую историю о судьбе мужа и его спутников. «И та баба сказывала, что де Федот и служилой человек Герасим (Анкудинов) померли цингою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душою, не знаю-де куда».

Что мы видим из этого важного сообщения? Герасим Анкудинов, не ладивший с Дежневым, еще раньше, по-видимому, при выходе в Берингово море, перешел с дежневского коча к Алексееву и разделил с ним его судьбу. Оба погибли от цинги, либо в море, во время плавания, либо во время одной из высадок на берегу, скорее всего где-то значительно южнее устья Анадыри, на Олюторском берегу или на крайнем северо-востоке Камчатки. Во время высадок происходили стычки с коряками, перебившими часть отряда Федота Алексеева и захватившими в качестве военной добычи его жену-якутку. Немногие уцелевшие люди из отряда ушли куда-то на юг, вдоль восточного побережья Камчатки. Коч потерпел крушение и был разбит, и им уже невозможно было воспользоваться, а имущество погибло или разграблено коряками. Это и заставило «якутскую бабу» показать, что немногие уцелевшие русские «побежали в лодках с одною душою», то есть налегке, без припасов и снаряжения.

Последние спутники Алексеева, по-видимому, нашли прибежище где-то на западном побережье Камчаткию. Здесь еще долго сохранялись следы пребывания русских, относящиеся к середине XVII века. В 1697 году Владимир Атласов слышал рассказы местных жителей о том, что много лет тому назад в устье речки Никулы жили несколько русских. Развалины русской избы на этом месте сохранялись еще во времена Крашенинникова, писавшего: «Что касается построенных на р. Никуле зимовий, то и сами камчадалы подтверждают, что они построены русскими людьми». Таким образом судьбу Федота Алексеева и его спутников удается выяснить на основе достоверных источников. Последние из этих спутников закончили свою жизнь на Камчатке.

Сколько же выпало тяжких испытаний на долю этих людей, оторванных от соотечественников, потерявших свое снаряжение и последние припасы. Какую упорную борьбу за существование пришлось выдержать им, забывшим вкус ржаного хлеба, столкнувшимся с суровой природой восточной Камчатки, зимней стужей, голодом. Уходили из жизни один за другим товарищи Федота Алексеева, умирали, как и он, от цинги, гибли в схватках с диким зверем, не выдерживали лютых зимних морозов. Остался наконец последний, доживавший дни свои в тоске и одиночестве. Но вот умер и он.

А может быть, и не было вовсе оснований драматизировать их долю, хотя и не сладкую? Сдружились с мирными приветливыми камчадалами, поженились на камчадальских девках, приспособились к образу жизни своих новых родичей. Ходили с ними на промысел, стали разводить домашних оленей, вырядились в одежонку, пошитую из оленьего меха, и выжили. И не только выжили, а нарожали крепких и выносливых креолов. А умирали в глубокой старости, в кругу семьи, окруженные многочисленными чадами своими, детьми и внуками.

Так ли это было? К сожалению, мы не знаем, каков был конец горсточки отважных людей, заброшенных судьбою на Камчатку. Но отдадим должное их подвигу. Это бы пи первые русские, первооткрыватели, достигшие Камчатского полуострова и, вероятно, не подозревавшие о значении сделанного ими открытия.