"Харлан Эллисон. Боль одиночества" - читать интересную книгу автора

собой.
Он улыбнулся. Улыбка вышла кривой, неестественной. Потом покачал
головой:
- Господи, все что угодно, только не это! Только не одиночество.
Девушка откинулась на спинку кресла, неожиданно вознамерившись смутить
своего спутника.
Время словно растянулось до бесконечности. Он произнес, сменив тон, с
напускной игривостью, прекрасно сознавая, что она чувствует фальшь:
- Куда бы вы хотели поехать? В китайский ресторан? Или в итальянский?
Я знаю уютное заведеньице с армянской кухней...
Девушка молчала, и молчание, привело к тому, чего она добивалась: он
смутился, погрустнел, а потом вдруг преисполнился ненависти. Ему захотелось
либо немедленно затащить ее в постель, либо вышвырнуть из машины, только не
длить эту муку. Девушка защищалась, а он словно укрылся за неприступной
каменной стеной. На смену мягкости, искренности явилось лукавство.
- Послушайте, - проговорил он, вновь изменив тон, почти вкрадчиво, - я
не успел побриться и чувствую себя настоящей деревенщиной. Не возражаете,
если мы заглянем ко мне домой и я быстренько соскоблю щетину?
Она легко разгадала уловку. Опыта ей было не занимать: была замужем,
развелась, на свидания ходила с пятнадцати лет, а потому отлично поняла,
что именно у него на уме. Он предлагал близость. Ее мозг медленно
проанализировал предложение - в то бесконечное мгновение, когда обычно и
принимаются решения, изучил каждую детальку. Идея неудачная, совершенно не
заслуживающая внимания, глупо даже думать об этом, он отстанет, если
продемонстрировать неодобрительное отношение хотя бы жестом... Разумеется,
идея никуда не годится, такие идеи следует отметать с порога.
- Хорошо, - сказала она.
Он резко крутанул руль, и машина свернула в переулок.
Пол взглянул ей в лицо и внезапно увидел воочию, как она будет
выглядеть лет в шестьдесят пять. Увидел будто наяву. Бледно-розовое личико
на фоне подушки стало вдруг призрачно-серой маской. Губы потрескались, под
глазами набрякли мешки, четко обозначились впадины на щеках, словно она
продала часть своего лица, чтобы продлить жизнь. Повсюду морщины, кожа
приобрела грязно-серый оттенок; такой цвет бывает у раздавленного,
расплющенного мотылька. Лицо у него перед глазами двоилось, будущее
наползало на настоящее, преображая девушку в безымянную куклу, склад
запасных частей и никому не нужных эмоций. Тусклая паутина возможного в
глазницах и на губах, которые он целовал, в ноздрях и в ямке между
ключицами...
Видение исчезло, и он обнаружил, что смотрит на некое существо,
которое только что использовал. В ее глазах мерцали огоньки безумия.
- Скажи, что любишь меня, даже если это не так, пробормотала она.
В ее голосе прозвучала неутоленность, бездыханная жадность, а ему
стало холодно, кто-то словно стиснул в руке его сердце; недавно
возвратившееся ощущение реальности вновь куда-то пропало. Захотелось
вырваться и бежать, спрятаться где-нибудь в темном уголке, свернувшись
калачиком.
Но угол, в котором можно было бы спрятаться, уже заняли. Там
ворочалось нечто огромное и зловещее. Оттуда доносилось тяжелое дыхание,
несколько более равномерное, чем какое-то время тому назад; оно сделалось