"Дом на Озерной" - читать интересную книгу автора (Геласимов Андрей Валерьевич)

Глава 17

Тетерин поддержал Николая отнюдь не случайно. Если даже это и произошло спонтанно, то все же было подготовлено сложной внутренней работой, происходившей в его сердце с тех самых пор, как он начал мутировать в самца и мачо. Новое положение, в котором он ощутил себя по отношению к Марии, к самому себе и вообще к жизни, еще не до конца установилось в нем, и время от времени он испытывал сомнения. Иногда ему казалось, что, обретя новую и вполне мужскую силу, он легко может сдвинуть горы, но уже в следующую минуту он снова чего-то пугался и находил отговорки. Поэтому, когда Николай предложил потратить найденные деньги на поездку за компьютерами, Тетерин быстро сообразил, что он может ускользнуть от ответственности, которую он опрометчиво взвалил на себя. В случае успеха миссии Николая Тетерину уже не надо было самому решать вопросы, связанные с отчуждением квартиры. Все сложилось бы наилучшим образом и без него. Однако Иван Александрович не поддержал затею с поездкой в Китай.

Двадцать лет назад, когда Тетерин учился в мединституте, ему было стыдно признаться своим однокурсникам, что он боится идти в анатомку. Все остальные ходили туда легко, и даже у девушек не возникало проблем. Один шутник бравировал тем, что мог выпить прямо там бутылку кефира и съесть булочку, но у Тетерина перед каждым занятием в анатомическом театре буквально подкашивались ноги. Фонд и все связанное с квартирным вопросом пугали его теперь гораздо больше, чем плавающие в формалине конечности мертвых людей.

Выйдя на следующий день из дома, он, разумеется, помнил, что его ждут сотрудники фонда, но почему-то ноги принесли его в поликлинику. Тетерин совершенно внезапно вспомнил о своем давнем завале с отчетной писаниной, и ему нестерпимо понадобилось разобрать этот завал именно сейчас. Сидя за столом у себя в кабинете и разбирая кучу пыльных бумаг, он погибал от стыда за свою трусость и старался не слушать какой-то длинный и скучный рассказ медсестры Танечки. Воодушевленная возможностью посидеть с ним наедине и помочь ему с документами, она болтала, не умолкая.

– Вы представляете, Вячеслав Михайлович, мой хорек стал мужчиной.

– Что? – бормотал Тетерин, не вдаваясь в суть ее монолога.

– Хорек! Я ведь хорька держу. Сто раз вам уже говорила.

В этом «сто раз» явно прозвучал упрек в невнимательности к ее одинокой и трогательной женской судьбе, но Тетерину сейчас было не до чужих упреков. Ему вполне хватало своих.

– А теперь мы ему самочку нашли. У них, знаете ли, все весело так получилось…

Танечка продолжала про своего хорька, а Тетерин мечтал о том, чтобы она замолчала. Он понимал, что в странном ироническом порыве провидение доканывает его совершенно дурацкой историей о половой инициации несчастного грызуна – или хищника, который охотится на грызунов, – этого он точно не знал, но это было и неважно. Метафора состояла в том, что если уж хорек стал мужчиной, то Тетерин должен был немедленно вскочить и отправиться в злосчастный фонд. Ибо мужчины поступают именно так. А хорьки остаются шуршать никому не нужными документами.

Бледной тенью в его голове проскальзывала еще и мечта о землетрясении, внезапном банкротстве фонда или падении метеорита, который точечным образом угодит прямо в то здание, где сидят эти мелкие злобные хорьки, но Тетерин старался мужественно отгонять от себя сладкие грезы. Он даже не подозревал, что чудо и спасение придут совершенно с другой стороны, без всякого форс-мажора.

Когда он уже готов был сдаться и признать, что Танечкины рассказы о совокуплении ее подопечного наносят его психике гораздо больший вред, чем поход к саблезубым кредиторам, дверь его кабинета распахнулась, и на пороге возник тот самый Михаил Семенович, у которого он определил предынсультное состояние в казино. Позади сияющего, как американский космический «челнок» при взлете с мыса Канаверал, Михаила Семеновича возвышался огромный и тоже знакомый Тетерину охранник.

– Ну что? – громогласно возопил Михаил Семенович. – Не узнаешь, голубь мой сизокрылый?

– Узнаю, – пробормотал Тетерин. – Только… Как вы меня нашли?

– Да как же я не найду? Я бы тебя из-под земли достал! Ты же мне жизнь спас. Мне профессора потом все объяснили – если б не ты, загнулся бы я в том казино. Ну, иди ко мне. Дай я тебя обниму!

Михаил Семенович продолжал стоять на пороге распахнутой двери, широко раскинув дружеские объятия и даже не пытаясь пройти в кабинет. Из-за его спины молчаливо и сухощаво выглядывали старушки, сидевшие в коридоре и терпеливо ожидавшие начала приема.

Поскольку Михаил Семеныч не двигался с места, Тетерин поднялся из-за стола и покорно пошел в его объятия.

– Вот оно, мое спасение! – воскликнул тот, заключая свои могучие руки в крепкий замок на спине у Тетерина.

Тому на мгновение даже показалось, что он попал в плен и, чтобы вырваться из этого плена, ему надо предпринять довольно серьезные усилия.

– Хлипковатый ты у меня, – продолжал Михал Семеныч, не выпуская Тетерина. – Поехали, я тебя подкормлю.

Совершенно не слушая неодобрительного шебуршания старушек, он увлек Тетерина по коридору, и тот послушно последовал за ним, так и не сняв халата. На первом этаже Михал Семеныч внезапно остановился у двери заведующего поликлиникой.

– Ну-ка, зайдем на минуту, – сказал он и хлопнул Тетерина по спине, подталкивая его вперед, как будто это Тетерину, а не ему вдруг захотелось увидеть заведующего.

Тетерин так и вошел в кабинет первым, но заведующий его даже не заметил. Он как рентгеновский аппарат просветил за ним Михаила Семеныча и тут же мягким шаром вскочил из-за своего стола.

– Какие люди! – разулыбался он, и по его сладкой как дыня, медообразной интонации Тетерин понял, что лично он в число «людей» не входит.

«Люди» были Михаилом Семеновичем.

– Привет, Боря, – сказали они и вошли в кабинет.

Тетерин остался стоять у порога. Его появление для заведующего было настолько малозначительным событием, что тот даже не удивился приходу Михаила Семеныча с кем-то еще. «Кто-то еще» заглядывали к нему в течение дня постоянно и не заслуживали внимания.

Впрочем, уже в следующую секунду расклад сил неожиданно переменился.

– Ты мне скажи, Боря, – нежно потрепал Михаил Семеныч Тетерина по плечу. – Он у тебя зав. отделением работает?

– Нет, – удивленно покачал головой заведующий, пытаясь быстро сообразить, что происходит.

– А я говорю – работает, – мягко сказал Михаил Семеныч и провел пальцем по столу, как будто проверял – нет ли на нем пыли.

– Ну… хорошо. Я и сам давно думал… Замечательный специалист…

Заведующий, очевидно, хотел добавить что-то еще, но Михаил Семеныч решительно пожал ему руку.

– Будь здоров, Боря. Супруге привет.

Томка не собиралась тратить на себя те деньги, которые выиграла в казино. Она планировала играть дальше. После такого легкого, быстрого, а главное, большого выигрыша она была теперь совершенно уверена в том, что так всегда и бывает. Репортажи по телевизору, страшные рассказы соседок во дворе о том, как чей-то муж проиграл целую квартиру, казались ей выдуманными и несущественными. Все они были неправдой, призванной только к тому, чтобы отпугнуть ее, Томку, от следующего похода в казино. Однако Томка отпугиваться не хотела. Впервые в жизни она почувствовала, что может не только принести деньги в семью и в этом смысле стать равной Степану, но даже решить сложнейший квартирный вопрос.

Томка на полном серьезе собиралась выиграть джекпот и погасить хотя бы половину кредита. Она была уверена, что это другим не везет, а ей достаточно лишь прошептать: «Лети, лети, лепесток» – и выигрыш будет у нее в кармане.

Однако после того как Иван Александрович внезапно обрел память, Томка лишилась необходимого для игры ресурса. Сидя в своей комнате, она строчила на швейной машинке пододеяльник и пыталась придумать, где бы найти деньги. От этих финансовых планов ее отвлек Юрка. Впрочем, он хотел того же самого.

– Мам, – сказал он, заглядывая в комнату. – Дай две тысячи рублей.

Томка печально покачала головой.

– Юр, у нас нету.

– Мне на неделю всего. Я потом верну. Мне на рынке заплатить должны. Я вот пять тысяч заработал, но две еще не хватает.

Увидев деньги, которые сын вынул из кармана, Томка перестала стрекотать машинкой и о чем-то задумалась.

– А тебе на что нужно? – спросила она сквозь эту задумчивость.

– Я камеру должен купить.

– Видеокамеру?

– Ну да. А какую еще?

– Так она ж дорогая.

– Я в курсе, – пожал плечами Юрка. – Потому и прошу. Я просто не успеваю. Мне быстро надо.

Томка еще о чем-то подумала и опять покачала головой.

– Нет, сына, у меня денег нету. У дедушки попроси.

– Просил уже.

– И чего? Не дает?

– Да нет. Он просто решил этого Николая в Китай отправить. Все деньги ему отдал.

– Решил все-таки? – удивилась Томка.

– Ну да. Тот уже собирается.

– Это хорошо, – протянула она.

Впрочем, было видно, что ее волнует другое. Николай, возможно, и был способен решить проблемы с компьютерами на китайской таможне, но Томка знала путь покороче.

– Ты знаешь что, Юра… Ты дай мне эти свои пять тысяч… Пусть пока у меня полежат. А то мало ли что. Я, может, что-нибудь придумаю. Тебе когда эта камера нужна?

– Скоро.

– Ну, значит, будет тебе скоро.

Она улыбнулась сыну с такой уверенностью, что, отдав ей деньги, он вышел из комнаты совершенно обнадеженный, а Томка, обретя необходимый для своих планов ресурс, наконец успокоилась. Воцарившийся в ее душе мир позволил ей аккуратно закончить работу с пододеяльником, убрать машинку, накраситься и собраться в город. При этом она уже никуда не торопилась. Все ее движения были точны, размеренны, исполнены уверенности в себе.

Единственное, что немного сбило ее с этого плавного отлаженного ритма, было внезапное появление Муродали. Она сначала не столько увидела его, сколько услышала радостный визг дочери, которая бросилась к нему в надежде, что он приехал не один. Томка выглянула в окно и с немного отстраненным удивлением отметила, что Муродали не только держит на руках Катю, но и разговаривает с Юркой. О чем они говорят – она понятия не имела, но в конце этого разговора произошло уже совсем необычное. Муродали протянул Юрке руку, и тот ее пожал. Впрочем, Томке было не до их рукопожатий. Она просто ждала, когда они все уйдут из двора и можно будет незаметно выскользнуть за калитку.

Юрка что-то еще сказал Муродали, тот хлопнул его по плечу и остался один во дворе с Катей на руках. Юрка куда-то умчался. Через минуту он появился, натягивая спортивную куртку. Муродали опустил Катю на землю, потрепал ее по голове, а затем направился к воротам. Юрка последовал за ним.

Томка взглянула на свои кокетливые часики и вздохнула. Вполне могло быть, что эти двое тоже отправились в город, а значит, ей необходимо было теперь еще подождать. В одном автобусе с ними ехать было нельзя.

Подпрыгивая рядом с Муродали на заднем сиденье пригородного «пазика», Юрка старался не думать о том, что ждет их впереди. Он вспоминал Дашу, старался отогнать мысли об ее отъезде, хмурился и косился на Муродали. Тот совершенно неподвижно смотрел прямо вперед, как будто это не водитель, а он вел автобус или как будто на пыльной проселочной дороге было что-то чрезвычайно интересное. Юрка тоже немного посмотрел вперед, но кроме ухабов и выбоин там ничего не было. Опустив взгляд на спинку впередистоящего сиденья, он начал рассматривать надписи, оставленные жителями станции Озерная, которым позарез надо было выразить свою сложную творческую натуру по дороге в город или обратно.

Надписи были все о том же. Люда плюс Толик равнялись любви, а все остальные были козлы и твари. Выходило, что на всем белом свете существует только любовь и война. Юрка, в принципе, был с этим согласен. Во всяком случае, теперь его волновало именно это.

– А вы зачем к нам приехали? – неожиданно спросил он.

– Что, жизнь тебе испортили? – не отрывая взгляд от дороги, сказал Муродали.

– Да нет, я вообще.

– Возникли обстоятельства.

– Какие?

– А тебе зачем?

Юрка на секунду задумался.

– Ну… У меня тоже обстоятельства возникли.

– Серьезные? – Муродали впервые повернул голову и посмотрел на Юрку.

– Для меня – да.

Юркин ответ прозвучал негромко, но очень весомо, и Муродали неожиданно сказал ему правду:

– Дочь у нас не родная.

– Круто… А чья?

– Сестры моей. Она после родов сильно заболела, а у нее еще четверо по лавкам.

Юрку неожиданно позабавило то, как выразился Муродали. «Четверо по лавкам» мог сказать отец, или его друзья-дальнобойщики, или дед. Услышать такое от таджика было странно.

– А дальше как будет? – спросил он, опуская голову и стараясь, чтобы Муродали не заметил его невольной улыбки.

– Пока не знаю. Сестра хочет Гулю забрать.

– Так вы из-за этого из Приднестровья свалили?

– Нет, – твердо ответил Муродали. – Валя соскучилась по родному городу.

После этого какое-то время они ехали молча, и Юрка пытался понять – чего это Валя тут не видела и по чему тут можно было скучать, пока Муродали не прервал его размышления:

– Так что зря ты переживаешь, что Гуля тебе двоюродная сестра.

– Я не переживаю, – ответил Юрка и отвернулся к окну.

Примерно через полчаса они вошли в ничем не примечательный городской двор. Посреди двора в песочнице ковырялись дети. На лавочке у одного из подъездов сидели старушки. У одной из них на голове было повязано полотенце. Старушка с полотенцем ругала пьяницу, лежавшего рядом с песочницей. Пьянице было все равно. Дети тоже не обращали на него никакого внимания.

– Куда теперь? – спросил Муродали.

– Туда, – Юрка показал на небольшую дверь, ведущую в подвальное помещение.

Спустившись по бетонной лестнице, где уже ощущался крепкий запах подмышек и тренировочного железа, они подошли к бритоголовому и сильно татуированному охраннику. Тот читал толстую книжку с огромным красным драконом на обложке.

Оторвавшись от мира гоблинов и эльфийских принцесс, охранник поднял голову и уставился на вошедших.

– Не понял, – изумленно протянул он, глядя на Муродали. – Это чего такое?

– Привет, – буркнул Юрка, увлекая Муродали за собой к тренажерному залу. – Это с рынка таджик. Он деньги Ежу принес.

В следующую секунду они вошли в святая святых. В книжке про веселых и добрых рыцарей это место называлось бы Камелот, а в страшном фильме про инопланетных чудовищ это было бы логово королевы-матки. В любом случае, этот обшарпанный и затхлый подвал был поистине сакральным местом для его обитателей. Именно здесь ковалось величие белой расы. Тут прокачивались двуглавые, как орлы, мышцы наследников арийской идеи. Здесь мощно наращивались ткани патриотических ягодиц и подколенного сухожилия.

Муродали с Юркой прошли вдоль недлинного ряда скрипучих тренажеров и остановились в центре зала, однако крепкие парни не сразу перестали «качаться». Им трудно было поверить своим глазам.

– Здорово, пацаны! – с вызовом сказал Юрка. – А кто из вас прошлой ночью к нам на Озерную приезжал?

На вопрос его никто не ответил. Качки переводили сбившееся от тренажеров дыхание, вытирали пот, а Юрка почти физически ощущал, как в них накапливается изумление от его беспредельной наглости.

– Ты совсем оборзел? – наконец выдохнул один из них. – Ты врубаешься, кого ты сюда привел? Мы же вас тут порвем…

«Физкультурники» обступили их плотным кольцом, и в этот момент Муродали вынул из кармана куртки гранату.

– Вы бы отошли чуть подальше, – посоветовал он. – А то несет от вас, извините, как от козлов. Мылись бы, что ли, почаще… Или проветривали.

Опешившие борцы за чистоту расы замерли, не сводя глаз с гранаты. Муродали выдернул из нее чеку и поднял гранату над головой.

– Внимание. Говорю медленно и отчетливо. Это осколочная граната РГН наступательного типа. Вес – триста десять грамм. Тип запала – ударно-дистанционный. Время горения замедлителя – три с половиной секунды. Радиус разлета убойных осколков – двадцать четыре метра. Всем понятно?

Качки ничего не ответили. В своей практике они привыкли запугивать и подавлять, а этот спокойный таджик никого не пугал. Он просто объяснял им, как и отчего они погибнут.

– Вижу, что всем понятно, – продолжал Муродали. – Теперь ставлю боевую задачу – ведите сюда своего Ежа. Я буду с ним разговаривать.

– Его нет, – выдавил один из окаменевших амбалов.

– Ну, так звоните ему. Только телефон вынимаем медленно и нежно – как обручальное кольцо на свидании с любимой девушкой.

Амбал протянул руку к своей куртке, которая висела на ручке двери, и вынул из кармана телефон.

– Плавнее, братишка, плавнее, – сказал Муродали. – А то у меня нервы не железные.

Амбал осторожно набрал номер.

– Алло, Еж, – негромко заговорил он в трубку. – Ты это… Приезжай на точку. У нас тут косяк… Да нет, Юркин таджик с гранатой… С какой, с какой! С обыкновенной.

Опустив телефон, он посмотрел на Муродали.

– Сейчас подъедет.

– Вот и хорошо. Ну, а мы пока не будем терять время. Продолжим физподготовку. Ну-ка, все приняли упор лежа…

Через двадцать минут татуированные здоровяки абсолютно выбились из сил. Они задыхались, нещадно потели, хватали ртом воздух, но Муродали был неумолим. Он дал им запредельную нагрузку, которой не выдержали бы даже матерые сверхсрочники.

– Работаем, работаем, товарищи фашисты! Не ленимся!

Муродали остановился у одного из тренажеров и усмехнулся, глядя на искаженное от страшного напряжения лицо бывшего Юркиного товарища:

– Халтурим? А ну-ка, ритмичней, ритмичней! И раз, и два! И раз, и два! Жизнь дается один раз. И хочется прожить ее бодро, осмысленно и красиво. Кто сказал?

От дальней стены долетел тяжкий стон:

– Павка Корчагин…

– Неправильно, товарищ фашист. Это сказал Антон Павлович Чехов.

Муродали повернулся к Юрке и подмигнул ему.

– Мало, я гляжу, тут у вас русскую литературу читают. Надо усилить воспитательную работу. А ну, прибавим еще! Ускорить темп! Раз-два, раз-два! Молодцом!

Через пять минут «физкультурники» просто лежали вповалку. Даже если бы они захотели восстать против тирании таджика с гранатой, у них на это элементарно не было сил. Таков и был хитрый военный план Муродали. Сам он продолжал расхаживать между тренажерами и вещать размеренным скучным голосом:

– Гранаты безотказно взрываются при падении в грязь, снег, воду и тому подобное…

В этот момент в тренажерный зал, наконец, вошел Еж. Юрка встал со скамейки, но Муродали стоял к ним обоим спиной, поэтому продолжал свою лекцию.

– При взрыве образуется большое количество осколков, разлетающихся в разные стороны…

– Может, хватит паясничать? – резко оборвал его Еж. – Чего тебе надо?

Муродали обернулся. Он как будто даже обрадовался появлению знакомого лица.

– А, крестничек! Вовремя ты. А то бойцы слегка притомились. Сам-то как? Челюсть уже не болит?

– Нормально все, – хмуро ответил Еж, глядя на гранату в руке Муродали. – Чего хотел?

– Я? – с деланым удивлением переспросил Муродали. – Да ничего.

Еж напряженно прищурился.

– Не взорвешь ты ее, – негромко сказал он.

– Может, и не взорву, – ответил Муродали. – Но, с другой стороны, кто его знает? Вдруг у меня пуля в голове?

Он намеренно не отвечал Ежу на его прямые вопросы. Муродали по своему армейскому опыту знал, что противника надо сбить с толку. Противник, который не понимает, что происходит, уже наполовину повержен. В мирной жизни эта тактика применяется практически во всех бюрократических институтах, когда человека заставляют бессмысленно ходить из одного кабинета в другой, а после этого выстаивать длинную очередь в окошко номер два, чтобы получить разрешение на подход к окошку номер четыре. Бюрократы блестяще поняли, что сбитый с толку, уставший от абсурда человек – легкая, размякшая уже добыча. Однако Муродали в текущий момент интересовал только военный аспект этой антигуманной схемы.

– У тебя обувь какого размера? – многозначительно спросил он у Ежа.

– Сорок второго, – опешил тот. – А тебе зачем?

– Мало ли что, – туманно хмыкнул Муродали. – У меня вот, например, сорок первый.

– Ну и что? – уже срываясь на крик, побагровел Еж. – Тебе чего надо?

Ощутив, что клиент созрел, Муродали неожиданно резко приблизился к нему и свободной рукой притянул его за шиворот вплотную к себе.

– Мне надо, чтобы ты и твои уроды забыли про нашу семью. Ты меня понял? Навсегда забыли. Кивни, если понятно.

Еж медленно кивнул.

– Вот молодец. А сейчас дай мне свою руку.

Еж протянул вперед левую руку. Пальцы его слегка подрагивали. Муродали вложил ему в ладонь гранату, и Еж немедленно стиснул ее изо всех сил.

– Ух, рука затекла, – потряс ладонью Муродали и улыбнулся. – Теперь твоя очередь. А мы с Юркой пойдем.

На выходе из подвала он обернулся:

– Только смотри, не отпускай. А то детей во дворе напугаешь.

На улице Юрка немного отстал от Муродали. Он шел, сгорбившись и засунув руки в карманы, лицо его было мрачным.

– Ты чего такой кислый? – беззаботно спросил его Муродали.

Юрка ничего не ответил.

– Сомневаешься? – продолжал Муродали. – А зря. Они вот не сомневались, когда зажигалки свои нам в дом бросали. А у нас там, между прочим, дети. И дом деревянный, если ты забыл. Вспыхнул бы и сгорел как порох. Это во-первых… А во-вторых, граната – учебная.

Юрка остановился и недоверчиво уставился на Муродали.

– Учебная, учебная, – закивал тот. – Или думаешь, я совсем дурак?

Юрка представил себе Ежа с учебной болванкой в руке, своих бывших приятелей, и сколько они там будут стоять вокруг него, думая – уходить им или оставаться. Он представил себе все это и засмеялся.

– Ну вот, – одобрительно хмыкнул Муродали. – Теперь и ты знаешь, что такое несимметричный ответ на внешнюю агрессию.