"Дом на Озерной" - читать интересную книгу автора (Геласимов Андрей Валерьевич)

Глава 13

Томка проснулась около полудня. На душе у нее еще оставался неприятный осадок от всего, что произошло этой ночью, однако воспоминание о том, как она жахнула утром на веранде тарелку, приободрило ее, и Томка решила поесть.

Поскольку она патологически не умела есть в одиночестве, Томка пошла искать себе компанию. Ни у Мирзоевых, ни у Тетериных в комнатах никого не оказалось. Даже дети пищали где-то далеко в огороде. Зато на подоконнике в комнате у Марии Томка нашла нечто такое, что заставило ее забыть про еду.

Между горшком с геранью и справочником по рецептуре лежали фишки из казино, которые Тетерин выиграл, но в суматохе не успел обменять. Через час Томка уже входила в казино.

Она, разумеется, не собиралась играть. Ни рулетка, ни карточные столы не интересовали ее ни в малейшей мере. Ей просто надо было войти в это ужасное место, поменять фишки на деньги и выйти. И все. Никакой игры.

Во всяком случае, так она твердила сама себе, пока мчалась с Озерной в город.

Получив деньги, Томка честно хотела уйти, но судьба оказалась сильнее. Неизбежность того или иного события в своей жизни человек зачастую воспринимает как результат своего собственного решения, а иногда – как случайное стечение обстоятельств. Но все это отговорки, а вернее, попытки по-детски закрыть глаза на то, что гораздо больше нас, ибо неизбежное остается неизбежным. Его просто нельзя избежать. Оно потому так и называется.

В Томкином случае судьба приняла форму старенькой уборщицы бабы Шуры, которая звенела ведром в этом здании еще со времен Дворца пионеров. Так у древних греков великие боги Олимпа шутки ради любили являться в обличии непременно немощных старичков, животных, а то и деревьев, чтобы ввести несчастного смертного в заблуждение, а в конечном итоге – в соблазн.

– Это я, Тома Седова! Ну, неужели не помните? – приставала Томка к старушке, но отклик, как у плохих компьютеров, сильно запаздывал.

Баба Шура мотала головой и молча сердилась на прицепившуюся к ней незнакомую женщину.

– Я сюда в театральный кружок ходила. Мы спектакль играли. «Цветик-Семицветик» называется. У меня еще такой большой цветок был, из ткани, а лепестки отстегивались, а потом обратно приклеивались.

– Вот цветок я помню, – откликнулась на понятный сигнал баба Шура. – Он у меня в кладовке лежит.

При этих ее словах Томка чуть не расплакалась.

– В кладовке? А можно я посмотрю?

– Да, конечно, можно. Там этого добра полно.

В кладовке у бабы Шуры было свалено в кучу все Томкино детство. Сама она понятия не имела, куда, когда и каким образом оно исчезло, но теперь оказалось, что оно почти все лежит здесь. Едва поворачиваясь в тесной каморке, она наконец поняла, что ощутил Буратино, когда проткнул носом нарисованный очаг и заглянул в дырочку на ту сторону.

Розовый крокодил из папье-маше, гипсовый горнист под целлофаном, ширма из «Золотого петушка», которую Томка за одну ночь раскрасила вместе с мамой, помятая туба из детского духового оркестра, огромная тыква из «Золушки» – все они были здесь, лежали себе в каморке бабы Шуры, и никто из тех, кто этажом выше ставил на «красное» или «черное», не знал, что здесь есть зеленое, оранжевое и золотое. В общем, совсем другие цвета.

Наконец баба Шура выудила из какой-то коробки огромный тряпичный цветок, мягкие лепестки которого свисали, как детские варежки на резинке.

– Лети, лети, лепесток, – начала Томка, закрывая глаза и привставая на цыпочки. – Через запад – на восток. Через север, через юг, возвращайся, сделав круг.

Она подняла цветок над головой и плавно повернулась на месте, задев локтем деревянную клетку с плюшевыми обезьянами. Обезьянки свалились со своих жердочек, подняв над клеткой облако пыли, но Томка этого даже не заметила. Пыль, как застывшее время, растаяла в воздухе, а Томка продолжала свой спектакль:

– Лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели.

Последнее слово баба Шура произнесла с нею вместе. Теперь она вспомнила ту девочку, отслоив с этой женщины лишние килограммы, косметику и ненужный ребенку опыт.

Томка с хрустом оторвала один лепесток и застыла с ним в руке, словно ожидая аплодисментов. Но баба Шура вернула ее на землю.

– А ты зачем пришла-то сюда? – с подозрением спросила она, только сейчас поняв, что Томка не могла знать ни про цветок, ни про эту каморку.

– Я? – глупо и растерянно переспросила Томка.

– Ты. А кто же еще?

Баба Шура требовала от нее ответа, и Томка почувствовала, что ответ этот должен быть честным.

– Дело у меня здесь.

– Серьезное дело-то?

– Деньги очень нужны.

Вернувшись в игровой зал, Томка направилась к тому столу, за которым играл Тетерин.

– Я тебе туда не советую, – шепнула ей баба Шура. – Иди лучше на автоматы.

– Я в карты хотела, – таким же шепотом ответила Томка.

В качестве третейского судьи старушка подозвала высокого молодого человека в униформе сотрудника казино.

– Виталик, – сказала она. – Посоветуй человеку…

– Здрасьте, – кивнула ему Томка. – Я вот хотела за стол, где в карты играют, а баба Шура говорит – лучше на автоматах.

Если до этого момента она еще немного чувствовала себя здесь чужой, то теперь, с учетом Виталика, у нее тут появились «ходы», как называла их Галина Семеновна, имея в виду свои небольшие знакомства в поликлинике, в паспортном столе и в домоуправлении.

– Лучше вообще не играть, – улыбнулся Виталик.

– Да я чуть-чуть, – заговорщицки махнула рукой Томка, как будто ей снова было четырнадцать и она собиралась затянуться первой сигаретой.

– Ну что ж, это ваше дело.

– Виталик, – заговорила баба Шура. – Ну, за столом – там же одни богатеи. Ты знаешь, Тома, они такие деньги проигрывают, целые тыщи.

– Да вы что? – округлила глаза Томка при слове «проигрывают».

Взяв ее под локоток, баба Шура потянула Томку в сторону игровых автоматов.

– Виталик, – продолжала она на ходу. – Ты ей лучше объясни, что да как – куда денежки впихивать, на какую кнопку нажимать, куда смотреть и на что нажать, если большой выигрыш выпадет.

– Хорошо, – ответил Виталик и повел щедрой рукой вдоль цветастого ряда «одноруких бандитов». – Выбирайте: фрукты, грибы, волшебники.

– Волшебники, – уверенно сказала баба Шура.

Затаив дыхание, Томка уселась у автомата, и Виталик быстро ей объяснил, какими кнопками она изменяет ставку, как запускает игру и при каком сочетании символов она получает призовые баллы.

– Волшебники мне очень нравятся, – сказала баба Шура, давно уже сама мечтавшая сорвать куш на этих смешных человечках в синих мантиях и остроконечных шляпах. – Три монетки выпадают – значит, ты везучая. И жабы танцуют.

– Фу, какая гадость! – сказала Томка, сияя от счастья.

Пожелав ей удачи, Виталик откланялся. Томка вынула из сумочки купюру в тысячу рублей, незаметно сплюнула через левое плечо и в нерешительности посмотрела на блестящие слоты.

– Вот сюда пихай, – указала ей баба Шура.

Автомат зажужжал, съел купюру, и в окошечке, где латинскими буквами было написано CREDITS, появилась красная цифра «1000». Томка выбрала играющие линии, сделала ставки и обернулась на бабу Шуру.

– Ну, нажимай, чего ты? – кивнула та.

Зажмурившись, Томка ткнула пальцем в кнопку START. Картинки перед ней побежали, а когда остановились, то слева оказалась лягушка в царской короне, за ней шла симпатичная ведьма на метле, потом – фея с длинными ресницами, за феей – пухлый гном, и наконец – мухомор. Ни одна картинка не повторилась.

– Ничего, – сказала баба Шура, и это была не попытка приободрить Томку, а констатация факта.

Экранчик перечеркнулся диагональным крестом, автомат дважды по-лягушачьи квакнул, и цифра в окошке со стуком изменилась на «500».

– Давай еще, – сказала судьба голосом бабы Шуры.

Томка снова нажала кнопку. Картинки опять побежали, и через пять секунд по центру красовались три сочных мухомора, соединенные горизонтальной линией. Грибы ядовито замигали, автомат весело закурлыкал, и в окошке зажглась новая цифра: «1500».

– Есть! – воскликнула Томка.

Когда набранная сумма достигла девяти тысяч, баба Шура осознала, что это равняется ее трехмесячной зарплате.

– Снимай, Тома, – умоляющим тоном попросила она. – Снимай, не гневи Бога.

Но Томка, очарованная не столько даже растущим выигрышем, сколько забавной анимацией с лягушками, которые прятались под синий зонт от золотого дождя, просто не могла остановиться.

– Сейчас, сейчас, – бормотала она. – Конечно, сниму. Вот последний разок сыграю – и хватит. До ровной суммы дойдем…

Ей не хотелось останавливаться вовсе не потому, что она была жадным человеком. Просто она твердо помнила, что изначально вложила в автомат ровно одну тысячу рублей, а, следовательно, все, что накручивалось сверх этой суммы, было для нее чистой забавой. Главная задача для Томки состояла в том, чтобы не потерять свою тысячу. Поэтому она играла легко, весело и с хорошим подъемом.

Однако после 9000 экран снова перечеркнулся. Ни одна из картинок не повторилась.

– Не могу я! – в сердцах махнула рукой баба Шура и скорей для самой себя сделала вид, что уходит от Томки. – Ведь все проиграешь!

– Ухожу, ухожу! – затараторила Томка и при сумме 6850 снова запустила игру.

Автомат показал трех гномов и двух волшебников. Очевидно, гномы и волшебники были как-то связаны между собой, потому что цифра в окошке сменилась на 11 200.

– Вот сюда вот нажми, – тоном, не предполагающим возражений, потребовала баба Шура, указывая на большую кнопку с надписью TAKE.

– Ага, сейчас, нажимаю, – отвлекла ее внимание Томка, и, пока баба Шура звала Виталика, чтобы тот зафиксировал выигрыш, она украдкой нажала на старт.

Когда Виталик подошел к автомату, в окошке горела сумма 20 000, а Томка скромно улыбалась, как будто она была ни при чем.

– Поздравляю, – удивленно поднял брови Виталик и выписал Томке квитанцию. – Пройдите в кассу.

Но ей хотелось большего.

– А какой самый большой выигрыш? – затаив дыхание, спросила она.

– Джекпот, – гордо ответил Виталик. – Триста тысяч рублей.

Баба Шура с готовностью кивнула, подтверждая его слова.

– А кто-нибудь выигрывал? – Томку ужасно волновала эта тема.

– Выигрывал, – Виталик ответил так весомо, уверенно и вместе с тем скромно, как будто этим легендарным человеком был едва не он сам.

Томка представила, как легко может ей достаться вся эта куча денег, и в сердце у нее поселилась радость.

Тем временем Мария в своем элегантном рабочем костюме некрасиво сидела на земле посреди двора на Озерной и рыдала без памяти. Вокруг нее хлопотали Валя и Женька, но Мария упрямо не хотела ни вставать, ни успокаиваться.

В отличие от Томки, которая, утром разбив тарелку, выпустила пар, Мария уехала на работу в полубессознательном состоянии. Однако то, что она не спала всю ночь, и то, что вылазка в казино завершилась абсолютно ничем, и даже то, что она в растерянности ушла из дома на час раньше обычного, – все это было сущей ерундой по сравнению с тем, что ожидало Марию на работе.

Во второй половине дня, когда ей все же удалось сосредоточиться на текущих делах и, перебирая знакомые и практически родные папки, прийти в себя, в кабинет заглянул интересный молодой человек. Он был одет в стильный темно-синий костюм, удивительно подчеркивавший его выгодное телосложение.

– Извините, – сладко улыбнувшись, сказал голубоглазый брюнет. – Это отдел кадров?

Четыре дамы, которые населяли кабинет и которым в совокупности недавно исполнилось сто шестьдесят два года, замерли, просто не зная, что ответить.

Разумеется, это был отдел кадров, но глаза у брюнета были такие синие, а улыбка настолько обезоруживающая, что они позабыли про свой совокупный возраст и молча разглядывали посетившее их чудо.

Первой очнулась Мария.

– А что вы хотели? – стараясь выглядеть совсем незаинтересованной, спросила она.

– Мне нужна Тетерина Мария Ивановна.

– Это я, – скромно сказала Мария, успев, однако, поблагодарить судьбу за то, что в такой отвратительный день произошло, наконец, хоть что-то приятное.

Она даже не подозревала, до какой степени она заблуждается. Голубоглазый незнакомец оказался сотрудником фонда, куда Димка отвел всех своих родственников, чтобы получить быстрый кредит. И теперь, при трех коллегах Марии, которым она, естественно, успела уже рассказать о своих планах на новую четырехкомнатную квартиру и которые, естественно, успели ее за это возненавидеть, незнакомец сообщил буквально следующее:

– В связи с непогашением кредита ваша однокомнатная квартира по адресу: улица Свердлова, дом 15, квартира 27, переходит в собственность нашего фонда. Вам или вашему представителю надлежит явиться в наш офис для подписания окончательных документов.

Даже если бы юноша объявил о начале третьей мировой войны, Марию это задело бы не так сильно. Нельзя даже сказать, что ее задело – нет, ее накрыло.

– При всем отделе унизил, – выла она, продолжая сидеть на земле посреди двора. – Не пойду туда больше…

Женька, Валя и Галина Семеновна суетились вокруг нее, утешали, гладили по голове, садились рядом, но все было тщетно. Во всяком случае, до тех пор, пока на крыльцо не вышел Иван Александрович. Он впервые после приступа решил прогуляться, и картина, открывшаяся перед ним во дворе, живо напомнила ему прежние годы. Галина Семеновна, из-за своих комсомольских строек много пропустившая в развитии дочерей, забыла, что в детстве Мария частенько могла вести себя так – стоило ей не заработать отличную оценку, не прибежать первой на школьных соревнованиях или не получить грамоту за самое быстрое чтение, как она тут же закатывала истерику. В отличие от жены, Иван Александрович прекрасно помнил о наилучшем антидепрессанте для таких случаев.

– Ну, с кем не бывает, – сказал он. – С работы пришел человек… Воды принеси, Галя.

Через минуту насквозь мокрую, но наконец притихшую Марию завели в дом и уложили на кровать.

– З-з-зачем-м-м из ведра? – бормотала она, сотрясаясь от крупной дрожи. – Что я вам с-с-сделала?

– Сейчас бульончику поешь, – говорила Галина Семеновна, заботливо укрывая дочь одеялом, – и все пройдет.

– Н-не хочу бульон… Н-ненавижу бульон.

– Ну, тогда поспи.

– Н-не хочу спать.

Понимая, что единственным лекарством может быть только время, Галина Семеновна тихо вышла из комнаты, а Валя осталась рядом с сестрой. Она и в детстве сидела с ней после таких сцен. Томке было плевать на упрямые и злые слезы Марии, но Валя ее жалела.

Она села на кровать и погладила сестру по голове. Взрослая и сильная Мария давно забыла, что кто-то может приласкать ее как ребенка, однако у Вали была маленькая дочь, и она привыкла утешать.

– Женя, ты иди поиграй с девочками, – сказала она, и сестры остались одни.

– Валя, – пробормотала Мария через минуту. – Ты домой пятнадцать лет не приезжала… из-за меня?

– Ну, зачем об этом сейчас?

– Ты знаешь, – сказала старшая сестра, приподнимаясь на локте и заглядывая Вале в глаза. – Я, правда… Я очень радовалась, когда ты замуж вышла… Когда у вас дочка родилась… Я думала, что… ну, после аборта… все-таки первая беременность…

Валя, до этого момента абсолютно живой и сочувствующий человек, при этих словах вдруг изменилась и даже немного умерла. Окаменев, она отстранилась от сестры, а потом встала с кровати и вышла на балкон, так что в дальнейшем Мария вела разговор не с ней, а с ее спиной, либо с огромным перепуганным глазом, который мелькал в переплете окна.

– Никто у нас не родился, – сказала Валя.

– Как? – удивилась Мария. – А Гуля?

– Это дочка его сестры. Мы взяли ее на воспитание пять лет назад. А недавно ее настоящая мать написала, что хочет приехать… Только я Гулю ей не отдам.

– Так ты сюда приехала, чтобы от нее спрятаться? – спросила Мария, но на этот вопрос Валя ей не ответила.