"Евгений Елизаров. Исторические портреты (Петр I, Иоанн Грозный, В.И. Ленин) " - читать интересную книгу автора

деревянный меч - к клинку благородного толедского закала, привязанная коза -
к огнедышащему дракону... уснувшая Россия - к исполненному энергией Риму.

Но дальше.
Трудно сказать, когда начинается мужание молодого человека. Расставание
с детством для каждого происходит по-своему и в свой срок. Но в
шестнадцать-семнадцать подрастающий мужчина если и продолжает играть в игры
своего детства, то только тайно, хоронясь от окружающих, стесняясь этого
занятия. Это явление интернационально. Американо-язычное "teenager" там, за
океаном, звучит едва ли не оскорблением для подростка, в лексическом русском
обиходе именуемого юношей. Да и русский юноша легко обижается на обращение:
"мальчик". Именно это стеснение, наверное, и является одним из первых
признаков наступающей зрелости. Если же такие игры продолжаются и после
женитьбы (что совсем уже непристойно для мужчины, главы семьи) мы смело
можем говорить о драме инфантилизма.
Именно такой инфантилизм наблюдается у Петра. Причем это касается не
только его "воинских забав" (проще сказать игры "в войну", впрочем, так
будет и правильней, ибо дети играют именно "в войну"). И по сей день
подпадающие под дурное влияние подростки приобщаются к табаку и спиртному
отнюдь не ради удовольствия - кому ж не известны муки, испытанные от первой
папиросы, от первого опьянения. Все это начинается из простого подражания
взрослым, из стремления утвердить себя в их мире. Но ведь это тоже
инфантилизм, ибо неспособность отличить внешнюю форму взрослости от
действительной зрелости другим словом назвать трудно. Для человека же,
воспитывавшегося как глава огромного государства (Третий Рим!), такой
инфантилизм - уже патология.
Действительное взросление начинается не с физического и даже не с
умственного становления молодого человека. Оно начинается со становления
нравственного, критерием которого является способность принимать на себя
ответственность за содержание и последствия всех своих действий. Но именно
внутреннюю готовность к ответственности трудней всего различить в этическом
Credo давно уже вышедшего из детского возраста Петра.
Пусть Россия во многом все еще оставалась медвежьим углом нравственно
развивающейся вселенной, но ветром перемен уже повевало и здесь. Да и в
непосредственном окружении Петра состояли, не одни только авантюристы.
Впрочем, и авантюристы эти зачастую не были чужды европейскому воспитанию.
Поэтому в пору своего совершеннолетия не понимать, что человек не может быть
игрушкой, это уже нравственное убожество.
Да, здесь можно возразить: и в Европе уходящее столетие все еще
ограничивало сферу, в которой надлежит властвовать принципам господствующей
над состояниями и сословиями морали, в основном кругом нобилитета - по
отношению же к "черни" допускалось многое. Но допуская использование "черни"
как простого средства достижения какой-то цели, самый дух времени уже
настоятельно требовал ее облагораживания. И пусть организация монаршего
досуга еще долго будет цениться как некоторое важное государственное дело,
самый досуг всегда рассматривался как необходимый отдых в пожизненном
служении государству. Высокая служба венценосца могла оправдать многое, но
справедливо и обратное: оправдать многое могла только она, служба. Меж тем,
давно вышедший из детского возраста, Петр все еще умеет только одно -
играть, и не прекращает свои игры даже после женитьбы.